Глупо, конечно, но подумалось: а вдруг да в пепельнице были на самом деле окурки от "Пушки"! Ну пусть их не было, но разве трудно было проверить это до того, как вытряхнул пепельницу, сразу бы все стало ясным: не оказалось других окурков, кроме привычного "Беломора", стало быть, и не было на самом деле отца, значит, просто-напросто заснул вчера Олег Петрович в кресле, вот и все.
Готовя завтрак, Олег Петрович нарочно заставлял себя сосредоточиться на заводских делах, на еще нерешенных конструкторских задачах, пытался даже рассердить себя, вспоминая прошлое совещание, но мысли то и дело отклонялись к вчерашнему. Потом попробовал почитать после завтрака детектив, но и из этого ничего не вышло. Тогда он покорился, оделся и пошел куда глаза глядят, не сопротивляясь нахлынувшим воспоминаниям, связанным не только со вчерашним, но и уходящим глубоко в прошлое.
Вспомнилось, когда узнал о том, что был приемышем, он сказал Нагому о своих родителях: "Подкинули меня, как котенка, ну и ладно, и нечего мне их видеть. И нет мне до них никакого дела. Вы мне настоящие отец и мать были, вы ими и останетесь..."
И только лишь немного спустя, когда он поостыл, робко и невнятно прокралось к нему смутное воспоминание из очень раннего детства.
Сидит будто бы он, совсем еще маленький, в своей кроватке, оплетенной веревочной сеткой, чтобы не свалился, в комнату еле пробивается сквозь зашторенное окно неверный свет, а рядом - две женщины. Одна из них обнимает его, целует, плачет и все что-то говорит торопливо, из чего у него только и удержалось, что свое имя да слово "прости". А другая женщина стояла молча и только под конец разговора показала на первую и произнесла:
- Ты ее не слушай, Олежка.
Когда Олег поделился этим воспоминанием со своей приемной матерью, та всплеснула руками:
- Да ведь тебе всего-то было годика два, как же ты мог это запомнить! Да, так оно и было, умолила меня твоя мать, допустила я ее на тебя посмотреть однажды и после этого не разрешала ни одного раза; все боялись мы, не проснулось бы в тебе родственное чувство, не затосковал бы, не вырос бы ущербным...
Нет, не затосковал Олег тогда. А много позже, когда уже не было в живых ни родных, ни приемных родителей, забросила Олега Петровича его тревожная судьба снова в родные места. Он был уже инженером, и с женой и дочкой ютился в комнате на частной квартире, когда пришла к ним однажды бойкая пожилая женщина и, осведомившись, он ли это Олег Петрович Нагой, представилась:
- Ну так здравствуйте, я ваша тетя.
Прозвучало это совсем, как в анекдоте, но оказалось сущей правдой. Ну что же, тетя так тетя, напоили тетю чайком с вареньем, поговорили о том, о сем. Случалось, что и еще заходила к Олегу Петровичу тетя, познакомила даже со своим сыном Игорем, чуть моложе Олега, оказавшимся парнем душевным и общительным. От тети узнал Олег Петрович, сам того не добиваясь, что был он последним ребенком в бедной многодетной семье, что две его сестры и брат еще живы, хотя и разбросало их в разные стороны. Искать встречи с ними Олег Петрович не стал и на этот раз, спросил только, не сохранилась ли у тети фотография отца и матери, но оказалось, что те вообще ни разу в жизни не фотографировались, не до того им было.
- А мать у тебя была красивая и умная, могла бы и получше себе мужа подобрать, да, видно, не суждено ей было лучше-то...
Все это и вспомнилось Олегу Петровичу, пока шагал он по шоссе, миновав свой заводской поселок. Уже и завод давно остался позади. Тяжеленные грузовики то и дело обгоняли Олега Петровича, мчались навстречу, обдавая ветром и взметенной снежной пылью, а он все шел и шел, сторонясь на обочину, думая, вспоминая...
Нет, Олегу Петровичу не в чем было упрекнуть своих приемных родителей, не всякого родного ребенка воспитывали так заботливо, как его, и не их вина, что у него впоследствии не очень-то удачно сложилась жизнь.
Еще на втором курсе он женился, поставив своих воспитателей почти уже перед свершившимся фактом. Отец не указал ему на дверь, не заставил добывать хлеб насущный собственными руками. Правда, нельзя сказать, что известие его обрадовало:
- Что ж, кормил тебя, прокормлю и жену твою, пока диплом не получишь. И внука прокормлю, мне капиталы не копить, а на прожитие зарплаты хватит.
Он ошибся дважды: родился не внук, а внучка. А еще до этого пришли в квартиру непреклонные, неразговорчивые люди, перевернули все вверх дном, вспороли диван, матрацы, подушки и увезли Петра Алексеевича.
Он не суетился и не сник; угрюмый и строгий молча стоял он у стены и ушел, не опустив голову, твердой поступью, как ходил по земле всю свою жизнь. Олегу показалось даже на миг, что не его "забрали", а он повел за собой этих незнакомых людей, просто обронив семье на прощанье: "Не горюйте тут без меня".
Олег знал, что еще до его рождения отцу привелось посидеть в царской тюрьме, но оттуда он выбрался, а на этот раз вернуться не смог.