Последний английский король

Он смотрел ей вслед – она то шла, то бежала вприпрыжку, когда ее вынуждала к этому крутизна склона, один раз поскользнулась и чуть было не шлепнулась, обернулась и с улыбкой помахала ему рукой. Сердце Уолта разрывалось, не в силах вместить блаженство, которое, казалось, окружало его со всех сторон, состояло из всего, что он впитывал зрением и слухом, осязанием и обонянием. Вся земля вокруг, и эти холмы, и эта трава, изрядно пострадавшая от их совокупления, и те дальние горы – все было Эрикой. Она была душой этой земли.

Кругом цвел сад: сквозь дерн пробивались дикие цветы, тимьян, клевер, вика, лен, журавельник, незабудки, бурачник, колокольчики, просвирник, молочай. Почки терновника набухли и лопнули, и его одуряющий запах плотно окутывал Уолта – запах более чувственный, чем у любого растения, а почему так, он догадался, припомнив вкус, оставшийся у него на языке, и посмотрев на свои руки. Уолт поглядел вниз, на расстилавшуюся перед ним равнину. Она тянулась до голубых гор в шести милях к северу, где расположен Шефтсбери, до холмов по правую руку от него, чьи очертания напоминали формы лежащей на земле женщины – расширялись у бедер, опадали у талии, а затем набухали двойняшками грудей. Ниже, за холмами виднелась лесная лощина.

Ласточки стремительно рассекали воздух, ликуя, выписывали такие петли, что Уолт успевал заметить лишь быстро промелькнувшее белое пятно хвоста высоко над полями и деревьями. А еще выше с пронзительными криками носились стрижи. Стая ворон гнала прочь от своих гнезд обнаглевшего кречета, самец кукушки пел звонкую песенку, а его подружка, прокравшись в отсутствие хозяев в чужое гнездо, подкидывала яйцо.

Все это было едино, одно живое существо, сплетенное из многих. И поля, и пастбища, все, что росло на земле, и сложенные из земли валы, все, созданное человеком, вписывалось в этот пейзаж, не чуждое ему, не враждебное, но придающее гармонию месту, которое без человеческих усилий осталось бы пустынным и диким.

Уолт еще раз облизал губы, наслаждаясь вкусом, похожим на вкус терновых ягод. Соломенные волосы, рассыпанные по медовым плечам, белая рубашка в зеленых пятнах показались вдали на гребне еще одного мелового травянистого холма. Эрика пересекла луг, пройдя мимо трех пасшихся на нем коней, подошла к ограде своей усадьбы. Еще один шаг – и она взлетела, оседлав верхнюю перекладину изгороди. Зная, что Уолт смотрит ей вслед, Эрика подняла руку и помахала ему. Шалая, дерзкая. Сердце его пело от счастья.

Глава тридцать первая

Перекати-поле, пыль, песок цвета охры, пересохшие русла рек, на горизонте – марево далеких гор. Так выглядит теперь центральная равнина Малой Азии, если ехать от Афиона или Анкары в Конию, Иконий древности. Но в середине XI века эти места были совсем другими, там рос дубовый лес, дававший людям и древесину, и уголь, и дубильные вещества; дикие кабаны и домашние свиньи до отвала кормились желудями, и мясо у них было темно-красное, почти без сала. Те желуди, которые ускользали от внимания свиней, не могли прорасти под сенью родительского леса: им не хватало света и влаги, а потому требовалось совсем немного усилий для того, чтобы содержать лес в должном порядке. Дубрава превратилась в парк. Широкие просеки служили для проезда охотников и солдат, а поблизости от деревень крестьяне могли растить в тени деревьев пшеницу и виноград, не вырубая эти дубы.

Так почему же теперь здесь полупустыня? События, с которых началась гибель лесов, наши герои могли наблюдать, остановившись в предгорье Тавра к юго-западу от Икония. Здесь состоялась битва между армиями турков-сельджуков и византийского императора. Внизу путники видели огромную равнину, а вдали – белые стены и башни Икония, где тысячу с лишним лет тому назад на рыночной площади проповедовал апостол Павел; по равнине скакали галопом и рысью, ехали на колесницах, шагали плотными рядами, строились в фаланги двадцать или тридцать тысяч солдат. Крест столкнулся с Полумесяцем. Между стволами дубов мелькали украшенные флажками копья, готовые нанести удар. В рядах турков ехали на низкорослых лошадках славившиеся своей скорострельностью лучники с маленькими луками, в рядах христиан стрелки склонялись над металлическими прикладами арбалетов. Музыканты в леопардовых шкурах трубили в рога и трубы. С одной стороны колебались знамена с буквами X и Р, с другой древки штандартов с серебряными полумесяцами были увешаны колокольчиками и султанами из конских хвостов. Алла, Алла! Барабаны рассыпают дробь. Победили всадники с тюрбанами на шлемах. Часа три противники скакали взад и вперед по равнине, а потом – почему, наблюдатели так и не смогли понять – воины на западном краю поля дрогнули и обратились в бегство, продираясь сквозь дубовую рощу, бросая свои пожитки, товарищей, вьючных животных, припасы, рабов и женщин.