Последний атаман Ермака

— Благодарствую, князь Елыгай, за бесценный дар, но не обижайся, принять не могу. По первой — у меня уже есть на Руси женка и дети, другую иметь нам Бог не разрешает. А для утехи взять — так я ратный человек, атаман, жизнь моя на конце чьей-то сабли альбо копья, может преломиться в любой день. Что тогда станется с твоей дочерью? В дикие руки попадет, погубят ее. Ей жить да радоваться около родителя, а не гоняться за бедой по степи альбо в струге.

— А я бы не отказался от красавицы Зульфии, — то ли шутя, то ли серьезно проговорил Ортюха Болдырев, продолжая бросать горячие взгляды на дочь князя. — Посадил бы ее на коня позади себя… — Ортюха поймал взгляд молодой татарки, подмигнул ей, чем привел девицу в смущение, она тут же закрыла лицо левым просторным рукавом, но на казаков продолжала смотреть с удивлением и любопытством, словно разговор атамана и родителя мало ее интересовал.

— Ты поначалу найди коня себе, Ортюха, — строго сказал атаман Ермак. — И не в заволжских степях мы теперь, когда женку можно спровадить в тихое место к родителям, а на чужбине, и вокруг нас тьма врагов. Да и не нужна мне в войске девка для свары. Еще сцепитесь меж собой, аки псы голодные, стаей загнавшие бедную зайчиху. Уйдем мы, а враги наши начнут говорить, что увезли девицу силой, да еще из княжеского рода, всему войску на потеху! Вот ежели сама за кем увяжется по любви — обвенчаем по казацкому обычаю, тогда иное дело, тут никакого греха не будет, а супруг пусть сам озаботится, как лакомый кусок уберечь от чужих зубов, — с улыбкой добавил атаман Ермак, повернулся к князю Елыгаю, спросил: — Дашь, князь, свое благословление дочери, ежели сама выберет себе из казаков супруга?

Толмач Микула вспотел, едва успевая переводить слова одного собеседника другому, но видно было, что делает это с огромным удовольствием: будет потом что порассказать дома при старости! Противу ожидания отказа, князь сказал, строго глянув на смущенную дочь, что если она не желает разделить ложе с ханом Кучумом, то вольна выбрать себе будущего мужа по сердцу.

— Ну и славно! Пущай присматривается, женихов у меня много. Бедны, то так. Хоть и всяк пригож с рожи, да не носим рогожи, раздета не будет, с голоду не помрет. Наша славная Марфуша будет ей за сестрицу названную! Ну, а теперь о деле поговорим. — Ермак спросил через толмача: — Скажи, князь, сколько ясака можешь дать в казну московского царя, а моему войску брашны на пропитание? Своей волей не возьму у твоих людей ни единой рыбы сушеной, ни куска мяса-солонины.

Князь Елыгай, пораженный его словами, какое-то время сидел на ковре с полуоткрытым ртом, моргая большими черными глазами, потом погладил черную, с редкой сединой бороду, поднял глаза к небу, по которому высокие перистые облака медленно передвигались на юг. Губы прошептали слова молитвы аллаху за спасение городка и его жителей от разорения, после чего известил атамана с трое кратным поклоном:

— Ясак соберем по пяти соболей с юрты, пищи дадим столько, сколько сможем, оставим себе запас на три дня, чтобы было время для охоты и рыбной ловли. Все сами снесем к стругам, атаман. Назад до Кашлыка пойдешь — еще дадим, что успеем добыть.

— Ну, и славно, князь Елыгай! — порадовался атаман Ермак. — За верную службу будешь пожалован милостью от московского царя. — Он встал с ковра, обратился к казакам: — Добро поели, братки, пора в струги. Матвей, возьми два десятка казаков, помоги князю собрать ясак и съестное. К вечеру надобно отбывать далее.

Казаки засобирались покинуть приветливый городок, промысловик Наум Коваль вместе с дочерью, собрав немудреный скарб, пошли рядом. У крутого спуска к Иртышу их догнала возбужденная, с пылающими щеками княжеская дочь Зульфия с небольшим узлом на левой руке. Ухватив Марфу за рукав, она быстро-быстро заговорила, взмахивая свободной рукой то в сторону южной степи, то на струги, приткнутые к песчаной полосе берега. Марфа с широко раскрытыми глазами слушала ее, потом улыбнулась, обняла за плечи.

— Ты хочешь уйти от хана Кучума со мной? Ты хочешь быть мне доброй подругой? Князь не против?

— Да-да, — протараторила Зульфия на своем языке, который Марфа успела немного выучить, будучи при дворе князя Бегиша. — Хан Кучум — тьфу, Марфа — хорошо!

— Тогда бежим на струг! Я рада, мы будем с тобой как две сестрички! Вот счастье-то! Вдвоем не пропадем!

* * *

Дикие, безлюдные берега Иртыша казались совершенно пустыми, даже птичий гомон не долетал до казацких стругов, которые вереницей шли на юго-восток, подгоняемые боковым северным ветром да сильными гребками весел. Миновали реку Вагай, которая впадала в Иртыш с западной стороны — здесь даже редкого рыболова на челне не увидели, будто по чьему-то грозному повелению и люди и звери покинули прибрежье могучей реки. Ермак торопился к устью Ишима, куда со дня на день, по словам кутидора Махмет-бая, должен прийти караван бухарских купцов. Не выказывая открытого беспокойства, атаман тем не менее призвал кутидора на свой струг и повелел быть неотлучно при нем, якобы для лучшего опознания своих соотечественников.