Последний автобус домой

Обе семьи пришли в ужас, но жених и невеста не хотели шумихи. Конни надела короткое платье в полоску и огромную шляпу с висячими полями. Пол был в рубашке с пальмами и фланелевых штанах. Конни уже достаточно насмотрелась на чопорно-правильные свадебные церемонии, чтобы ей захотелось взорвать традицию.

Невилл и Найджел потихоньку от всех приготовили им пышный свадебный завтрак, и все просто завалили их подарками, несмотря на протесты новоявленной пары. Впервые за многие годы Конни чувствовала себя счастливой и беззаботной. С Полом ей было спокойно. Секретов друг от друга у них не было. Он знал о Марти и о Лорни, который погиб в той ужасной авиакатастрофе у Перпиньяна в 1967 году. Пол объяснил ей, как устроена репродуктивная система, и заверил, что вероятность того, что Анна – дочка Марти, очень невелика.

– Конни, ты должна оставить все это в прошлом, – строго сказал он ей. – Не надо тосковать по тому, чего уже никогда не будет. Мы нарожаем с тобой кучу детей. А где бы она ни была сейчас, она счастлива в той единственной жизни, которую знает. Не стоит зацикливаться на этих мыслях.

Он был прав, но ей было обидно, что он произнес все это вслух, словно она его пациент. Какой смысл сейчас препираться, ведь и так ясно, что она никогда не забудет своего потерянного ребенка. И все это не имеет теперь никакого значения – она здесь, над нею лишь звезды, и земля уплывает все дальше. Она возвращается домой. Ах, если бы только мама была сейчас рядом! И все же каким-то странным чувством она ощущала ее присутствие. Волнение ее усиливалось, она не хотела пропустить ни секунды этого путешествия.

Попасть в эту страну после того, как здесь установился новый режим, оказалось непросто, но ее знание греческого, хоть и слабенькое, ее старые документы и британский паспорт помогли одолеть препятствия.

– Я везу прах моей матери на родную землю, – солгала она, указывая на свою сумку. Офицер миграционной службы пожал плечами, приняв их за очередную парочку сумасшедших хиппи, но пропустил дальше. И вот они на ночном пароме на пути к Ханье, спят на полу в спальных мешках, убаюканные ровным гулом мотора.

Когда они проснулись, небо над ними было уже ярко-синим, воздух чуть дрожал от жары, а перед ними открывался порт в бухте Суда, все еще изрытый оспинами войны.

«Вот я и дома», – подумала Конни, вглядываясь в даль и жадно вбирая глазами всё, что она видит: серые холмы, выгоревший дерн, приземистые квадратные домики, дочерна загорелых мужчин в гавани – они тянули канаты. Здесь чужая земля. Здесь были волнения, прошла гражданская война, установлен суровый военный режим. Все приезжающие сразу попадают под подозрение, но ничто не остановит Конни, она должна найти деревеньку, в которой родилась ее мама.

Казалось, что Гримблтон – с его прохладными, сырыми, прокопченными домами из красного кирпича – за много-много световых лет от этого яркого ландшафта.

Они взвалили на плечи рюкзаки. Волосы Пола выгорели местами чуть ли не до белёсости, а Конни подняла волосы кверху и спрятала их под легкий шарф, как это делала мама; поверх шорт она надела длинную юбку – на случай, если тут не принято ходить с голыми ногами.

Они уже разузнали, как им следует действовать: надо найти общественный транспорт, который доставит их до главного города, но, если в автобусе, кроме них, будут еще пассажиры, сесть не рядом, друг подле друга, а как положено – мужчине с мужчинами, а женщине с женщинами. Потом снять комнату, оставить в ней вещи, купить на завтрак необходимый минимум – хлеб, сыр, фрукты и воду – и только потом отправляться на поиски. И вот они влезли в хлипкий автобус. Все тут же уставились на них и принялись шепотом обсуждать их яркие одеяния. Ехали в столицу острова – по песчаным улицам с эвкалиптовыми деревьями, мимо элегантных серых домов с балкончиками, мимо воронок от бомб. Вскоре они прибыли в Ханью и устремились к морю. Нашли комнатку с видом на Венецианский залив – просто спальня с деревянной кроватью, хрустящими чистыми простынями, раковиной и кувшином для умывания. Выскользнули из жары в тень узких улочек, в ближайшей таверне заказали жареного осьминога и большую миску травяного салата, обильно запили все это грубым критским вином со вкусом лакрицы. Разморенные от жары, вина и усталости, они побрели в свою комнатку на послеобеденную сиесту. Иностранных туристов здесь было совсем мало, и поначалу их встречали с откровенной враждебностью. Бегающие тут и там дети казались заброшенными, семейная бедность исходила от них. Они толпились вокруг и жадными глазами смотрели, как Конни и Пол поедают фрукты. Пол не забыл перед уходом оставить им несколько монеток и, оглянувшись, увидел, как они наперегонки бросились их делить.

– Вы из Германии? – спросил официант, глядя на посветлевшие волосы Пола.

Тут его перебила Конни, объяснившая на ломаном греческом:

– Нет! Я Констандина Пападаки. Мою мать звали Анастасия Пападаки, она сестра Стелиоса Пападаки.

Но она никак не могла вспомнить название деревни, где они жили.