Наконец, задыхаясь, с болью в груди, я повернул назад в агентство. Ее хозяин вышел навстречу мне.
— А-а, — сказал он еще раз. — Как только вы ушли по этой улице, — он указал туда, откуда я вернулся, — ваш друг пришел с этой стороны, — и он указал в противоположном направлении. — Сейчас он в кафе напротив, пьет чай. Мы пойдем туда. — И, взяв мои чемоданы, мы направились туда, где я сошел с автобуса, прибывшего в Анталию.
Я сначала не увидел Хамида, когда мы вошли в кафе, но потом он быстро направился ко мне. Мы обнялись так горячо, что я вскрикнул от облегчения.
— Хорошо, — сказал он. — Ты как раз вовремя. Добро пожаловать в Турцию. Нас ждет машина, мы уезжаем сейчас же. Мы должны добраться в Сиде до захода солнца.
Человек из агентства по путешествиям помахал нам на прощанье, и мы проехали мимо его офиса, направляясь в Сиде.
Когда мы проезжали через оливковые и апельсиновые рощи, солнце уже сверкало в голубой глади Эгейского моря. Крестьяне целыми семьями возвращались с полей — мужчины ехали на ослах, женщины и дети шли рядом. Некоторые ослы были так нагружены корзинами и тюками соломы, что под грузом были видны только их ноги. Повсюду лаяли и резвились собаки, покусывая друг друга за лапы. Некоторые женщины были полностью закутаны в паранджи, юбки их длинных черных платьев развевались на ветру. Это была сцена, которая не изменилась за полтора тысячелетия. Все было естественно, в согласии с изменяющейся гармонией самой земли.
Мы добрались до края деревни незадолго до захода солнца.
— С этого утеса открывается впечатляющий вид, там мы сможем насладиться красотой заката, — сказал Ха-мид, показывая из окна машины. — Как раз под утесом, скрытый холмом, находится старинный греческий амфитеатр. Возможно, скоро мы отправимся туда. Но сейчас ты устал, а завтра последняя среда перед новолунием.
Мы поднимались в гору, ветер, дувший с моря, нес с собой холод. На вершине утеса я понял, что мы на самом деле находимся на остатках одной из огромных стен амфитеатра. Взглянув вниз, прямо под собой я увидел арену. Казалось, что время повернуло вспять, потому что все было так, как после какого-то давно забытого землетрясения. Огромные колонны валялись как деревья, случайно повалившиеся друг на друга. Не было видно никаких следов раскопок, и мне казалось, что мы были первыми людьми, ставшими свидетелями этой сцены со времени ее запустения. Земля, на которой мы сидели, была перемешана с осколками мраморных цоколей и разбитыми кусками колонн. Огромные потоки лавы выступали с берега, они были красными и оранжевыми в свете заходящего солнца. Ха-мид сидел, подняв колени и сложив руки, его силуэт был ясно виден на фоне моря. Казалось, что он глубоко задумался; его губы слегка двигались, а его лицо отражало силу, которую до этого я никогда не видел.
Неожиданно Хамид встрепенулся: — Я должен отвести тебя домой до наступления темноты. — Мы молча пошли по берегу в сторону машины, холодный ветер дул нам в спину. — Ты проделал длинный путь. Должно быть, ты очень устал. Завтра ты будешь отдыхать; а вечером, когда закончится среда, мы встретимся снова и прекрасно пообедаем в ресторане в городе».
Очень скоро мы подъехали к дому, который Хамиду предоставил его друг, живший в Стамбуле. Двухэтажный дом был выстроен таким образом, что комнаты выходили во двор с трех сторон, а с четвертой стороны находилась высокая стена, которая создавала полное уединение. В центре двора росло красивое дерево, ветви которого свисали до земли, как у ивы. Оно освещалось фонариками, висевшими на ветвях, а вокруг него были разбиты клумбы с цветами. Та часть дома, что находилась напротив двери, через которую мы вошли, была более новой, чем остальной дом, и была выстроена в японском стиле, длинная, невысокая, сделанная из сосны. В ней находились две одинаковые комнаты, одна над другой, с короткой деревянной лестницей, ведущей прямо в верхнюю комнату. Внизу занавески были задернуты, и я увидел огонек спички, когда зажигали свечу, и очертания фигуры, прошедшей мимо окна.
— Это будет твоя комната — та, что наверху, — показал Хамид. — Пойдем и вместе принесем наверх твои чемоданы.
Комната была безукоризненной. Она была чистая и просто обставлена, в углу был сделан маленький душ. Там был комод с кувшином воды на нем, лампа около кровати и другая на столе у окна. На столе были букет цветов и Коран на английском языке.
— Не оставляй свет и открытую дверь, — предупредил он. — Здешние москиты весьма кровожадны. Я к ним привык, но у тебя светлая кожа, а они особенно любят кожу европейцев. Спокойной ночи». С этим он оставил меня, направившись к себе в комнаты, находившиеся в другой части дома, через двор над кухней.
Я лег в постель и тут же заснул. Оказалось, что я устал гораздо больше, чем думал; я проспал двенадцать часов. На