Последний барьер. Путешествие Суфия

следующее утро я умылся и позавтракал хлебом, сыром и фруктами, которые мне прислал Хамид. Я провел день спокойно, сидя в своей комнате и глядя в сад. Это был сказочный день. Я был доволен, почти как ребенок, переходя с места на место и разглядывая дом, забор и кучу камней. Я не замечал течения времени. Один раз в окне комнаты над кухней я заметил Хамида, но он, казалось, не видел меня. После захода солнца он появился, улыбаясь. — Прими душ, — сказал он. — Сегодня вечером есть вода. Мы пообедаем вместе.

Мы быстро прошли вниз по улице до маленького ресторанчика на площади. Он был единственным в Сиде. Очевидно, в деревне были предупреждены о том, что приедет иностранец, поскольку был накрыт стол с видом на Средиземное море, и было приготовлено специальное меню. Хозяин ресторана присоединился к нам за столом, а вскоре пришли еще несколько друзей Хамида. Я предполагал, что в первый вечер моего пребывания в Сиде Хамид будет обсуждать со мной переживания, испытанные мною в дороге, однако после первых представлений он и его друзья начали общаться по-турецки. Я мог бы вообще там не присутствовать.

Приносили еду, блюдо за блюдом, и графины с красным турецким вином. Один или два раза мое имя упоминалось в разговоре, и я надеялся, что со мной вот-вот заговорят. Разговор, тем не менее, продолжался, а я смотрел на сверкающую воду, ел принесенную еду и гадал, что же произойдет дальше. Возможно, я просто приехал в неудачное время. Я знал, что, конечно, лучше не вмешиваться; я был уверен, что когда наступит нужный момент, зайдет разговор о тех вещах, которые меня столь интересовали. Тем временем, однако, мое терпение подходило к концу. Мысленно я вернулся во вчерашний день, к моему прибытию в Сиде, моей новой комнате и к той, что находилась внизу — к свече, которую на моих глазах зажгли за окном...

Я почувствовал, что во мне нарастает чувство уныния и одиночества, такое сильное, что я испугался, что могу расплакаться прямо за столом. Я пытался восстановить душевное равновесие, но не мог избавиться от ощущения великой скорби, которое усилилось, когда я увидел фигуру, шедшую через площадь к нам. Сначала я не мог разглядеть черты, но потом увидел, что это была очень красивая женщина, высокая и смуглая. Ее черные волосы спадали ниже плеч. На ней было длинное белое платье, и она была босиком. В руках она несла моток спутанной голубой шерсти, которая была закручена вокруг ее запястий настолько туго, что ее руки, вытянутые вперед, были связаны вместе. Хозяин ресторана быстро поднялся и принес для нее стул. Хамид проводил ее к столу, нежно распутал шерсть на ее запястьях и налил ей вина. Она была красивая — настолько утонченная и воздушная, что казалась обитательницей другого мира. Я понял, что чувство одиночества, которое я ощутил, исходило от нее.

Женщина слегка наклонила голову, когда Хамид представил ее. Она не разговаривала, но опять взяла голубую шерсть и начала копаться в ней. Сначала ее руки двигались медленно и осторожно, ее пальцы искали что-то в спутанной массе. Потом они стали более возбужденными, беспорядочно погружаясь в шерсть.

Хамид говорил со мной, не отрывая глаз от молодой женщины. «Она ищет конец нитки», — сказал он. Я протянул свою руку, чтобы помочь ей, но Хамид тут же дотронулся до меня, показывая, что я должен оставить ее в покое. Потом он пожелал всем за столом спокойной ночи, сделал мне знак, что пора уходить, и повел женщину через освещенную звездами площадь. Все вместе мы молча шли по берегу к дому. Мы уже почти пришли, когда она обернулась и остановилась на минуту, глядя на море. Я только мог разглядеть, что за ней тянулась запутанная шерсть. Затем она повернулась и вошла в дверь. Хамид и я видели, как она пересекла двор, а затем в окне нижней комнаты появился свет свечи, проникавший сквозь москитную сетку и слабо освещавший дерево около лестницы. Хамид повернулся ко мне.

— Приходи завтра в семь утра в мою комнату,— сказал он. Затем он обнял меня, поцеловав мои руки и приложив их к своему лбу, и направился в свою комнату.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Я умер как минерал и стал растением

И как растение я умер и стал животным.

Я умер как животное и стал человеком.

Тогда зачем же бояться исчезновения через смерть?

В следующий раз я умру,

Приобретя крылья и оперение, как у ангелов;

После этого, воспарив выше ангелов,

Я стану тем,

Что ты не можешь и вообразить.

Мевлана Джелаледдин Руми

Все заключено в божественном дыхании, как день в утренней заре.

Мухэддин Ибн Араби

Над холмами разгорался рассвет, будя деревенских собак и начиная день. Я слышал призыв к молитве, раздающийся с минаретов: «Аллах Акбар, Аллах Акбар» — «Господь велик, Господь велик». Призыв муэдзина разносился над крышами пять раз в день, призывая людей еще раз обратиться к Богу.