Пулеметчика я застрелил на бегу — он начал оборачиваться, когда я был уже в трех шагах — и я выстрелил ему одиночным в голову. Красная каша залила капот, брызги даже попали на стекла машины, пулеметчик неуклюже сполз вниз на землю.
Я упал на землю рядом с пулеметчиком — остальные обязательно поймут, что пулемет больше не стреляет и очень заходят узнать причину. От лежащего рядом мертвого негра воняло — потом, кровью, дерьмом — запах был столь густой, что тошнило…
То, что планировал сделать, было предельно опасно — я подставлялся под снайперский выстрел. Пулемет был совсем рядом — из него я мог загасить оставшихся в живых боевиков за считанные минуты. Для крупнокалиберной пули не существует здесь преград, она прошьет кирпичную кладку — не то, что стену хижины. Но для этого мне надо было встать за пулемет и открыть огонь. А Марина, услышав, что заработал пулемет, может, особо не разбираясь всадить мне пулю в голову. Армейский снайпер обучен тому, что цель в любом случае надо точно идентифицировать перед выстрелом — но Марина армейским снайпером не была. Всадит пулю в голову — потом будет долго сожалеть…
Такого пулемета я не видел никогда — только когда я перебрался в кузов, я понял —
Повернул ствол — буквально кожей чувствуя взгляд снайпера через прицел и в любую секунду ожидая пули — и нажал на спуск…
Если сказать, что пулемет загрохотал — это не сказать ничего. Я довольно много стрелял из старого доброго Браунинга и даже без наушников, в нарушение техники безопасности. Но голос Браунинга — ничто по сравнению с ревом этого монстра. Из дула вырвался язы пламени, грохот очереди показался мне оглушительным рыком разъяренного льва, несмотря на турель, отдача чувствовалась не руками, а всем телом. Град тяжелых пуль ударил прямо в группу негритянских боевиков, засевших за углом одной из хижин и готовящих гранатомет. Тяжелые пули прошли сквозь хлипкую глиняную стену, словно раскаленный нож сквозь масло. Короткая, оглушительная очередь — с того места, где только что толпились боевики, в разные стороны полетели какие-то красно-черные куски. Пулемет не убивал — он рвал на части…
Боевиков смело, растерзало — я перевел ствол на другую позицию — и снова нажал на спуск. Один из боевиков не выдержал, побежал — крупнокалиберная пуля пронзила его на бегу словно копье, разорвав грудную клетку. Кто-то наоборот побежал к джунглям, надеясь скрыться в спасительной черноте до того, как их настигнет смерть. Только недавно они были хозяевами, богами этого маленького мирка, они могли делать с его обитателями все, что заблагорассудиться — и теперь выгребали — по делам своим. До стены деревьев не добежал ни один…
Пулемет замолк. Наступила та самая тишина, которую метко называют "оглушительной". Оглушительная тишина — это шум в ушах как когда самолет попадает в воздушную яму, это острый запах пороха, это осознание того, что ты остался жив в этой переделке и еще увидишь завтрашний рассвет. Только тот, кто это пережил, поймет, что это такое — оглушительная тишина…
Не дожидаясь, пока Марина слезет с дерева и дойдет до деревни, я оглядел пулемет. Хорош зверь. Только сейчас я понял, что за патроны он использует — это были русские патроны 14,5*114, которые использовались в их легких боевых машинах. Пулемет этот был вдвое мощнее Браунинга, а его установка на машину сравнивало ее по огневой мощи с легким бронетранспортером. С такой вот машиной можно не бояться почти ничего в этих местах…
Методом научного тыка откинул крышку ствольной коробки, отсоединил ленту. Снял какую-то деталюшку — горячая! — и положил в карман. Сейчас надо было осмотреться по сторонам — и мне вовсе не хотелось, чтобы какой-нибудь нигер из местных засандалил мне в спину из этой пушки. Береженого Бог бережет…
Соскочил с кузова, сунулся в кабину — проверять ее было некогда, а ведь там вполне мог кто-то скрываться. Никого. Поднял валяющийся у капота пулемет — бельгийский FN MAG. Старенький, покрытие на металле до блеска вытерто — но надежный. Тяжелый — но не на своем горбу тащить, в конце концов. В ленте оставалось патронов пятьдесят, наверняка у пулеметчика эта лента не последняя. Закинув пулемет в кузов, я пошел к тому дому, откуда велся огонь — мне интересно было, кто все-таки рискнул стрелять…