Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Действие первого из них разворачивается в имении польского графа, сосланного в Сибирь за участие в восстании 1863 года. И, соответственно, в центре внимания Башевиса-Зингера оказывается жизнь поляков и евреев в царской России и их взаимоотношения между собой. Желание арендующего имение графа рава Калмана сделать все, чтобы евреи Польши остались верны своей вере и образу жизни, натыкается на не менее страстное желание нового поколения стать полноправными гражданами Польши, частью польского народа. Одни из них, подобно промышленнику Валленбергу, видят решение этой проблемы в отказе от своей веры, в крещении: другие — подобно Азриэлю и Мирьям-Лейбе — убеждены, что пришло время начать жить «современной жизнью» и отбросить в сторону старые запреты на любовь между евреями и неевреями. Однако все эти попытки сближения заканчиваются в итоге крахом, прежде всего потому, что слишком велика разница между двумя мирами, слишком различен их образ жизни, их преставления о морали, их духовные ценности.

Йосеф Ша-Лаван в своей книге о Башевисе-Зингере пишет, что «Имение» и «Управляющий» являются одними из самых реалистических романов Зингера; в них почти нет мистики; в них с удивительным мастерством и лиричностью рисуется жизнь Польши XIX века и развитие любовных историй каждого из героев. И вместе с тем уже в «Имении», утверждает Ша-Лаван, Зингер показал, что тот, кто вырос на еврейских ценностях и затем отказался от них, будучи не в состоянии принять ценности иного мира, в итоге утрачивает всякую духовную опору и становится глубоко несчастным человеком. Таким образом, главным «имением» еврея оказывается мир Торы, и именно его он должен сберечь в себе в первую очередь.

Окончательно это проявляется в романе «Управляющий», где мы встречаем тех же героев, но уже в конце XIX века. Дочь Азриэля Клара выходит замуж за известного врача Калмана Якоби, однако, свободная от пут религии и морали, не считает нужным хранить верность мужу. Их дочь становится фанатичной революционеркой. У самого Азриэля тоже все в жизни идет наперекосяк, и, в конце концов, когда он наотрез отказывается креститься, страстно любимая им Ольга оставляет его.

В финале романа под влиянием Ребе из Аршинова Азриэль возвращается к вере отцов и уезжает в Палестину — в Землю Израиля, на родину своих предков. И снова, по мысли Ше-Лавана, при всей предельной реалистичности этого романа его метафизический смысл просматривается достаточно четко: у евреев нет другого пути сохранить себя и обрести душевное равновесие, кроме как вернуться к вере отцов и… вернуться жить на их землю. Таким образом, при очень большом желании в этом романе Зингера вполне можно усмотреть и сионистские мотивы. Ну, а о том, кого Зингер считает истинным Управляющим людскими судьбами, догадаться, в общем-то, не сложно.

К этой дилогии Башевиса-Зингера примыкает роман «Дер ман фун халоймес» («Человек из снов», 1970–1971), действие которого разворачивается в XIX веке среди люблинских и варшавских последователей Якова Франка, а также «Дер кениг фун ди фелдер» («Князь полей», 1980), посвященный эпохе принятия поляками христианства.

Все эти произведения, насколько известно автору данной книги, также до сих пор не переведены на русский, но зато почти сразу после их выхода они были изданы в Польше и получили там широкое признание. Польские критики увидели в этих книгах живущего в Америке еврейского писателя предельно правдивое изображение жизни своей страны в ее различные эпохи и поставили Зингера в один ряд с такими корифеями своей национальной литературы, как Генрих Сенкевич и Болеслав Прус, что, думается, говорит о многом.

Уже после выхода «Имения» различные общественные организации Польши не раз приглашали писателя посетить его родину, но Зингер каждый раз отказывался — ведь той Польши, которую он знал, больше не существовало. А может, еще и потому, что так и не смог простить полякам той волны антисемитизма, которая буквально захлестнула Польшу в 30-х годах и пошла на убыль лишь после того, как в этой стране практически не осталось евреев…

* * *

Значительный пласт творчества Башевиса-Зингера этого периода составляют рассказы, в которых он то совершает путешествие в прошлое, в польское местечко, то рисует жизнь еврейских иммигрантов в современной ему Америке, то вновь возвращается к теме Катастрофы и той незаживающей ране, которую она оставила в душах прошедших через нее людей.

В статьях и эссе, посвященных творчеству Башевиса-Зингера, часто можно прочесть, что ему лучше, чем кому-либо другому из еврейских писателей, удалось отобразить мироощущение евреев после Катастрофы. Причем Зингер сумел сделать это, не будучи очевидцем тех страшных событий, а лишь выслушивая свидетельства таких очевидцев. Но удалось это ему опять-таки в значительной степени благодаря его пристальному вниманию к сексуальной стороне жизни человека. Чудовищный след, оставленный Холокостом не на теле, а в первую очередь в душах людей проявляется во всех произведениях Зингера именно через их неспособность к нормальным сексуальным отношениям.