Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

— Насколько мне известно, Гитлер никогда не облачался в длинный белый халат.

— Кто знает, может быть, и облачался.

— А почему же кафетерий сгорел именно той ночью? — не успокаивалась Эстер.

— Быть может, огонь и вызвал видение.

— Не было там никакого огня. Я как предчувствовала, что вы именно так мне станете объяснять. Если то было видением, то наш теперешний разговор — тоже видение.

— А иначе быть не может. Даже если Гитлер жив и скрывается в Соединенных Штатах, он не станет встречаться со своими дружками в кафетерии на Бродвее, где, ко всему прочему, владелец — еврей.

— Я его видела, как вас сейчас.

— Перед вами всплыл образ из прошлого.

— Ладно, пусть так. Но с тех пор я потеряла покой. Думаю только об этом. Если мне суждено лишиться рассудка, то это — прямой путь.

Зазвонил телефон, я метнулся к нему, но оказалось, кто-то ошибся номером. Я опять устроился в кресле.

— А что с тем психиатром, которого рекомендовал ваш адвокат? Расскажите ему это — и получите полную компенсацию.

Эстер бросила на меня косой и недружелюбный взгляд.

— Понимаю, понимаю, к чему вы клоните. Так низко я еще не пала».

И вновь, когда вроде бы кажется, что желанное объяснение найдено, выясняется, что его недостаточно — спустя какое-то время после смерти Эстер автор видит ее стоящей на перроне метро с одним из завсегдатаев кафе, который, как он вспомнит позже, тоже был давным-давно мертв. И если мертвецы и в самом деле могут так свободно разгуливать после смерти по улицам, то не был ли и рассказ самой Эстер о Гитлере отнюдь не видением, не плодом ее воображения, а самой что ни есть чистой правдой?

В этой двойственности, в постоянном смешении рационального и иррационального, в возможности объяснения происходящего как с позиций мистика, так и закоренелого скептика, и заключается позаимствованный Башевисом-Зингером у Эдгара По метод «метареализма».

Причем пример Башевиса-Зингера оказался явно заразительным. Именно Башевис-Зингер, а не По оказал решающее влияние на целый ряд еврейских писателей, работающих в том же ключе, — от классика американской литературы Бернарда Меламуда до только подбирающегося к подлинной литературной славе русскоязычного Якова Шехтера.

Одним из вершинных мистических рассказов Башевиса-Зингера 60-х годов стала «Эстер-Крейндл Вторая». В основу положена фольклорная история о том, как душа умершей женщины вселяется в тело юной девущки, почти подростка, и велит ей выйти замуж за своего мужа. Зингер мастерски совмещает в этом рассказе мистический сюжет с предельно реалистичным описанием жизни еврейского местечка, его быта и нравов и точным описанием реакции людей на подобное чудо.

Наконец, именно в 60-е годы был написан рассказ «Йохид и Йохида» — в переводе с иврита эти имена означают Единственный и Единственная. Этот вошедший в золотой фонд литературы ХХ века рассказ представляет собой несколько вульгаризированную версию каббалистического взгляда на мир: само рождение человека с этой точки зрения является следствием наказания, вынесения «смертного приговора» его душе. То есть то, что нам самим представляется жизнью, для обитателей неких Высших миров является не чем иным, как смертью, а наш мир для них — это мир мертвецов, огромное кладбище. И потому-то у читателя, уже проникшего в суть авторского замысла, рассуждения студента Йохида о том, что мы живем только один раз и никакого другого мира не существует, вызывают легкую улыбку. Но все это уже неважно: важно, что две предназначенные друг для друга во всех мирах души встретились и теперь приведут в этот мир мертвых третью, уже дожидающуюся казни в «горних» мирах:

«Йохида знала, что это — ее будущая дочь. И, уже просыпаясь, услышала голос:

— Могила и могильщик нашли друг друга. Погребение сегодня ночью!»

* * *