Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Однако в настоящую ярость Зингер пришел, когда узнал, что в ходе запланированного Комитетом официального приема в кнессете ему придется встретиться с премьер-министром Менахемом Бегином.

— Данный пункт должен быть исключен из программы, — категорически заявил он. — Я не намерен встречаться и пожимать руку этому господину после всего того, что он наговорил мне в Нью-Йорке.

Замир передал эту просьбу (на самом деле, требование) отца Ицхаку Навону. Но тот сказал, что об отмене этого пункта плана не может быть и речи.

— Что ж! — сказал Башевис-Зингер, узнав об ответе президента. — Значит, мой приезд в Израиль отменяется. Я не появлюсь там до тех пор, пока у власти в этой стране стоит человек, презрительно относящийся к идишу. Можешь так и передать господину Навону.

Теперь настала очередь приходить в ярость Ицхаку Навону.

— Да как он вообще смеет?! Что он себе позволяет?! — бушевал Навон в своем президентском дворце. — Его поведение — это проявление крайнего неуважения к еврейскому государству!

Однако все попытки убедить Башевиса-Зингера изменить это свое решение, в том числе и то давление, которое, по просьбе Навона, стали оказывать на него лидеры еврейских организаций США, остались безуспешными. Исаак Башевис-Зингер не изменил своего решения и больше уже до конца жизни так ни разу и не побывал в Израиле.

В то же время вплоть до своей болезни он продолжал активно участвовать в работе Общества друзей Израиля, следил за всем происходящим в этой стране, не раз тепло отзывался о еврейском государстве и защищал его политику на лекциях и в ходе различных интервью.

В книге «Мой отец Башевис-Зингер» Исраэль Замир вспоминает, как летом 1982 года, в первые дни Ливанской войны[55] журналистская судьба свела его с Менахемом Бегиным.

— Господин Замир, ваш отец все еще сердится на меня? — спросил его премьер-министр. — Передайте ему, что он напрасно принял мои тогдашние слова так близко к сердцу и придал им столь большое значение. Хотя я и сейчас считаю, что был прав. Идиш свое отжил, и еврейский народ вершит сейчас свою судьбу здесь, на земле предков, говоря на иврите, а не на жалком языке нашего изгнания. Как жаль, что ваш отец так и не захотел этого понять!

Как жаль, что выдающийся политик Менахем Бегин так и не захотел понять, за что же именно на него обиделся выдающийся писатель Исаак Башевис-Зингер!

* * *

Начало 80-х годов прошли для Башевиса-Зингера под знаком скандала с Барбарой Стрейзанд. Известная актриса и певица купила у писателя право на экранизацию его мюзикла «Йентл-иешиботник», предложив за него такую сумму, что Зингер не смог отказаться. Однако когда Зингер принес Стрейзанд свой вариант сценария фильма, та категорически отвергла его и заявила, что будет писать все сама.

Зингер попробовал было возразить, но Стрейзанд была неумолима, а договор есть договор. Наняв в качестве консультантов двух раввинов, Барбара Стрейзанд, засучив рукава, принялась за работу. Просмотрев фильм, Башевис-Зингер пришел в ужас.

— Если этой даме захотелось попеть, то пусть бы себе и пела, но при чем здесь мой «Йентл»?! — восклицал Башевис-Зингер, отвечая на вопросы журналистов о том, что он думает об этом фильме. И тут же пояснял свою мысль:

— Слишком много музыки, слишком много эротики и слишком мало Торы!

Вновь и вновь Зингер объяснял, что создатели и актеры этого фильма извратили главную мысль этого его произведения, не поняв, что его коллизия заключается не в том смятении, которое испытывает Авигдор, влюбившийся в Йентл, но, считающий при этом, что она — мужчина, пугающийся противоестественности этой своей страсти. Нет, как уже было сказано, суть положенного в основу «Йентла» конфликта, с точки зрения самого автора повести, состояла в том, что страсть девушки к познанию Торы, к еврейской учености оказывается даже выше любви и становится серьезным препятствием на пути к ее обычному житейскому счастью.

— Эта дама так и не поняла, что Йентл покидает дом отнюдь не в поисках счастья и совсем не потому, что она — прирожденная феминистка или лесбиянка. Стрейзанд попросту извратила мою идею, втоптала ее в грязь! А финал?! Как она смела отправить Йентл в Америку?! Это все равно, что снять фильм по «Преступлению и наказанию», но в финале вместо того, чтобы сослать Раскольникова в Сибирь, сделать его брокером на нью-йоркской бирже! — негодовал Башевис-Зингер.

Он так часто и так едко отзывался за спиной Барбары Стрейзанд об ее работе в этом фильме, да и обо всех снявшихся в нем актерах, что это окончательно укрепило американскую богему во мнении, что Башевис-Зингер является стариком со столь дурным характером и злым языком, что с ним лучше не связываться.

* * *

В 1986 году, вскоре после объявленной Михаилом Горбачевым «перестройки», в Нью-Йорк прибыла Елена Боннэр — жена опального советского академика Андрея Сахарова.