Читаем Последний бой полностью

Когда проснулся, шалаш был наполнен свежим, лечебным запахом хвои, смешанным с дымком костра.

Подошел Володя и позвал завтракать. Около разостланной плащ-палатки стоял наполненный мясом чугун, исходивший паром, лежали большие ломти ржаного хлеба. Я взял небольшое ребрышко, а к другому ничему и не притронулся. Голодный психоз прошел. Я был дома. Вернувшись к шалашу, снова крепко уснул. Наверное, проспал бы весь день и ночь прихватил, да разбудил громкий разговор. Видимо, большая группа людей с шутками и смехом занимала шалаши, гремя снаряжением и оружием.

— Ну, где он тут, кавалерист-то?— услышал я молодой сильный голос с явным татарским акцентом и понял, что это командир отряда Александр Бикбаев.

— Здесь, здесь!— ответил я по-татарски и придвинулся к отверстию шалаша.

— Оказывается, он и татарский язык знает, а?— Смуглый, темнобровый парень, пожав мне руку, обратился к стоящему рядом высокому светловолосому военному в выгоревшей хлопчатобумажной гимнастерке, опоясанной полевыми ремнями с кобурой на боку.

— Комиссар Николай Цирбунов.— Протягивая ему ладонь, я хотел было встать, но он остановил меня:— Отдыхайте, отдыхайте!— и присел у входа.

— Татарский язык откуда знаешь?— Бикбаев сел напротив комиссара. Сложил ноги калачиком, небрежно кинул на колени трофейный парабеллум.

Я ответил, что родился и вырос под Оренбургом, в станице Ильинской, где жило много татар. После рассказа обо всем, что со мной приключилось, Бикбаев сказал:

— Очень жаль, друг, что нет у нас кавалерийского полка! Эх, мы бы тут с тобой наделали делов! Как ты думаешь, комиссар?

— Думаю, Саша, надо собрать людей. Я хочу провести политинформацию.

22

Вечер. Солнечные лучи стелются по небольшой поляне, где собрались партизаны, только что вернувшиеся с задания с Витебской железной дороги. Да, картина необыкновенная! Были они обмундированы в форму чуть ли не всех родов войск Красной Армии, в гражданские пиджаки, в немецкие, мышиного цвета, мундиры с тусклыми пуговицами. Да и вооружены чем бог послал: у многих ППШ с круглыми дисками, кавалерийские карабины, скорострельные СВТ, трофейные автоматы и винтовки. А лица молодые, белозубые улыбки, загар на щеках и неуемный жар в глазах — хоть каждого пиши на холсте. Вот стоит узкоглазый, с иссеченным оспой лицом, с умным, пронзительным взглядом партизан, увешанный гранатами и подсумками. А сосед его — с буйным рыжим чубом на крутом виске, с яркой полоской шрама во весь розовый лоб...

— Смирно!— скомандовал командир Александр Бикбаев.— Комиссар слово имеет!— Голос его в один миг смыл и смех и шутки.

— Товарищи, сегодня к нам прибыло новое пополнение...

Полной неожиданностью было для меня начало речи комиссара отряда. Комиссар говорил о нас, и я впервые совсем неожиданно увидел себя со стороны и подивился тому, как, израненный, преодолел на своем пути немыслимые препятствия.

Я не хочу воспроизводить речь комиссара, хотя запомнил ее чуть ли не дословно. Запомнил и тишину лесную, и устремленные на нас глаза людей, и залповые удары ладоней, от которых задрожало сердце.

Всего, что тогда сказал о нас комиссар Николай Цирбунов, хватило мне надолго.

Вечером к шалашу пришел комиссар и сказал, что меня подлечат, немножко откормят медком, яблоками и отправят в партизанский полк Сергея Гришина.

— У них там нормальный госпиталь — сами лечат, оперируют, ставят снова в строй. Тяжелораненых отправляют на самолетах на Большую землю.

— А где сейчас полк Гришина базируется?

— В Белоруссии. Это километров триста отсюда. Дадим тебе хорошего коня. Не будет недостатка и в провожатых.

— Что представляет из себя Гришин?— невольно вырвалось у меня.

— Гришин? Герой Советского Союза, майор. Бывший учитель. Ну, что еще?— Цирбунов надолго задумался, не спеша закурил, шумно пустил дымок, продолжил:— Сергей Владимирович не костью широк, а вот этим самым…— Комиссар постучал ладонью по лбу.— Мы традиционно привыкли измерять, сравнивать дарование военачальников, их сметку с чапаевской, суворовской, а с точки зрения партизанской тактики — с Денисом Давыдовым. Кстати, и места тут близко, где он действовал. Слова «храбрый», «талантливый», «находчивый», отдельно взятые, еще ничего не выражают. Сергей Гришин ни на кого не похож. Человек с большой буквы. Самородок. Люди тянутся к нему. Авторитет его командирский очень высок.

Очень хотелось быстрее увидеть прославленного героя.

— Мы тоже делаем свое дело, как умеем,— продолжал он.— И разведку ведем, и поезда вражеские взрываем, и машины жжем. А полк Гришина действует масштабно, охватывает одновременно несколько районов.

Увидев проходившего командира, Николай крикнул:

— Иди, Саша, приземляйся до нашего шалаша.

— Можно маленько... О чем разговор-то?— садясь на бревнышко, спросил командир.

— Да вот старший лейтенант поедет в полковой госпиталь Сергея Гришина и интересуется, что это за полк, каков командир? Я ему рассказал немного, может, ты добавишь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза