Последний бой Йони

Биби сидит в левой части самолета, немного впереди, а Ноа, его одиннадцатилетняя дочь, с другой стороны прохода, параллельно со мной. Каждый погружен в свои мысли. Скоро — через несколько минут — посадка, и я прилипаю к окну справа, каждую минуту ожидая увидеть аэродром. «Вот он!» — кричит вдруг Биби, и я спешу на его сторону и сажусь сзади. Самолет кружит над городком Энтеббе, но снижается не с юга на север, как снижались «геркулесы» и, как я ожидал, будем садиться мы, а в противоположном направлении, с севера на юг. Вот он — новый терминал на продолговатом холме, а вон, немного восточнее, старый терминал, под городком. Хотя мне это известно, но на минуту поражает близость домов городка к старому терминалу. Мы узнаем местность почти автоматически, вне связи с охватившим нас волнением. Прямая посадочная полоса к нам все ближе. Слева от нас — диагональная полоса, ведущая к военной базе. Все там на месте, как было тринадцать лет назад.

Самолет касается полосы, и старый терминал исчезает из моих глаз. Здание нового терминала и рядом с ним, на зеленом склоне, большие белые буквы: ENTEBBE мелькают мимо нас. Вот самолет замедляет бег, поворачивает назад и едет на север, по подъездной полосе. Мимо склона, на который затруднялись влезть солдаты из парашютной части. Теперь мне понятно, почему именно там, по Дороге к новой контрольной башне, им пришлось взбираться на крутой склон — башня построена на самом высоком месте этой части аэродрома. Наконец самолет останавливается на стоянке, рядом с колодцами с горючим.

Мы спускаемся по трапу. Биби прибыл сюда как гость нового президента Уганды, но встречающих внизу не видно. Подойдя к огромному входу в зал для прибывающих, обращаю внимание Биби на угандийского солдата в пятнистой форме, держащего в поднятых руках белый лист бумаги. На листе большими буквами написано от руки: YONI. Так нас принимают.

Солдат ведет нас в маленькую комнату, на одной из стен которой красуется большой портрет президента в военной форме. За несколько минут пребывания в Уганде это третий или четвертый его портрет, так что не приходится сомневаться в природе царящего здесь режима. Мы долго ждем в душной конторе, чтобы помощник президента пришел сюда нас вызволить. Пока два надзирающих за нами солдата на минуту отлучились, Биби успел взять со стола лист бумаги, с которым нас встретили.

Приходит помощник президента, после угощения нас ведут в зал для приема важных персон. Имя «Йони» знакомо здесь, в Уганде, всем — отвечает помощник на наш вопрос относительно имени, написанного на листе, и я не знаю, понимать ли его слова буквально. Я смотрю через окно и говорю Биби: «Вон лестница Сурина…» Хочу выйти сфотографировать ее, но воздерживаюсь — момент для этого неподходящий. Сделаю это потом, говорю я себе, не зная, что назавтра, когда я попрошу об этом, мне откажут. Сопровождающие нас угандийцы видят, куда направлены наши взгляды: «Да, здесь, на этих ступенях, был ранен ваш солдат», — бросают они. Тринадцать лет прошло с тех пор, а такой факт им известен. Они отмечают это как бы между прочим — еще одна деталь среди многих. Что ж, неудивительно. Ведь Сурин — чужой им, откуда им знать о его ужасных страданиях, о том, сколь прекрасен этот человек?

Я сижу в открытой палатке, где президент принимает своих гостей. Зеленый склон с цветами смотрит сверху на озеро Виктория. С одной стороны сидит помощник президента, симпатичный и интеллигентный малый, свободно говорящий по-английски, с другой — Ноа и я. Биби — во дворце, расположенном на вершине холма, занят пространной беседой с президентом. Наступают сумерки, и я пытаюсь мысленно переварить то, что увидел за считанные часы, прошедшие с момента нашего прибытия, и главное — посещение старого терминала: пытаюсь воссоздать, беседуя с помощником президента и попивая чай, свежие картины, увиденные мною: оставшийся полуразрушенным терминал с выбитыми стеклами и треснувшим потолком, грязь и запустение повсюду, изрешеченные пулями стены. Трудно сказать, какие из этих пуль — наши, а какие остались от боев, которые происходили в этой стране за прошедшие с операции «Йонатан» годы. От низкой кирпичной ограды, за которой положили Йони после ранения, не осталось и следа.

«Не представлял себе, что такое большое это здание, — заметил Биби. Мы стояли на улице и рассматривали терминал. — Чтобы за считанные минуты овладеть таким зданием, с отдаленными помещениями, тридцать солдат это очень мало», — добавил он.

«Вот это место», — сказал я Биби, показывая предполагаемую точку, где был ранен Йони. Биби не ответил, только опустил взгляд, словно хотел запечатлеть в памяти рисунок асфальта. Я попросил его остаться там, на месте, где был ранен Йони, а сам постоял в большом зале, возле второго выхода.

Да, очередь отсюда могла легко попасть в него.