Последний бой наемника

– Земля слухом полнится… Впрочем, не буду скрывать. Мне сообщил обо всем один из ваших подчиненных.

«Семеркин сволочь, – пронеслось в голове Ландскнехта, – своего человечка фактически сдал… Впрочем, я бы и так догадался».

– Если я правильно понял, вас атаковали, – продолжил секретарь. – Пытались силовым способом освободить дочь Самойлова, так?

– Предположим.

– Что с девушкой и что с нападавшими?

– Все в порядке… Трупов нет.

Про заваленного своими же Юрца Ландскнехт решил умолчать.

– Девушку оставлять здесь небезопасно, – покачал головой Семеркин. – Вы согласны со мной?

– За ее безопасность отвечаю я. Никуда перевозить ее не нужно, – догадавшись, к чему клонит секретарь, Ландскнехт жестко осадил его.

– Что ж, возможно, вам виднее, – пожал плечами Семеркин.

– А зачем было тащить сюда патрона? – спросил Игорь Кимович.

– Пусть он примет окончательное решение… А мы его исполним.

«Решение, которое подготовил ты! – мысленно со злостью произнес Ландскнехт. – "Теплый прием", оказанный у Глории, он не простит никогда, а сейчас просто решил воспользоваться ситуацией. Но вот что секретарская крыса задумала?»

– Игорь, нам не нужны лишние трупы, – жестко заявил секретарь. – Дело серьезное. Не надо подставлять патрона.

– Трупов не будет. Как лишних, так и… всех остальных. Я отвечаю за свои слова.

Семеркин молча кивнул.

– Челюсть не болит? – вежливо осведомился Ландскнехт.

– Что? А… О моем здравии не беспокойтесь, Игорь.

– Это не я, это Глория интересовалась.

Семеркин промолчал. Сделал вид, что не расслышал. Владеть собой ученый секретарь умел.

Однако в этот вечер Лузгинский никаких решений принимать не стал. Он с аппетитом поужинал, убедился, что Даша Самойлова жива и невредима, затем сказал Ландскнехту, что «погостит» вместе с Семеркиным до завтрашнего утра. Ландскнехту ничего не оставалось, как препроводить обоих в спальные помещения для гостей.

– Слушай, ты уверен, что мне стоило сюда приезжать? – спросил у Семеркина Лузгинский, прежде чем отойти ко сну. – По-моему, у Игоря все в порядке.

– Вы хотите свалить Самойлова?! – довольно дерзко, не то в вопросительной, не то в утвердительной форме ответил Семеркин. – Свалить окончательно, так, чтобы тот уже никогда не поднялся?

– Да, – кивнул Лузгинский.

– Тогда положитесь на меня! Я отвечаю головой… И вы очень умно сделали, разместив в этих покоях охрану, не подчиняющуюся Игорю.

Что верно, то верно. Личные телохранители Лузгинского подчинялись только самому патрону… Перед тем как выехать, Семеркин сообщил о своих опасениях. У секретаря имелись сведения (пока не подтвержденные), что Ландскнехт может пойти на сделку с Самойловым. Вернет тому дочь за приличное вознаграждение, сам же при этом сымитирует нападение на замок… И на этом Игорь не остановится, Лузгинский слишком хорошо его знал. О, если Ландскнехт переметнется к Самойлову! Если это так, то Лузгинский должен узнать правду об этом как можно быстрее. Хотя сейчас, как никогда, господину Лузгинскому хотелось, чтобы его секретарь ошибался. Терять Ландскнехта не хотелось.

Тем не менее пусть Семеркин перестраховывается, пусть плетет свою паутину… Самойлова и в самом деле нужно сваливать окончательно. Любой ценой.

* * *

Пару лет назад, в канун Рождества, на одном из светских мероприятий Лузгинский и Самойлов столкнулись нос к носу. Произошло это случайно, у входа в туалет. Обычно оба они избегали прямых контактов, но на сей раз охрана допустила промашку.

– Здравствуйте, Алексей Петрович! – любезно поприветствовал Самойлова Лузгинский.

– Добрый вечер, Лузгинский, – холодно ответил Самойлов.

– Я новый анекдот про вас слышал, – продолжил Лузгинский. – Самое интересное, что его придумали чукчи.

Пару дней назад Самойлов и в самом деле вернулся с Чукотки, куда ездил со спонсорской помощью малым народам. Попутно посетил местную тюрьму, привезя зэкам рождественские подарки. Все это, разумеется, он делал не от душевной щедрости, а в преддверии очередной выборной кампании.

– Такой, значит, анекдот, – очень громко, чтобы было слышно окружающим, заговорил Лузгинский. – Разговаривают двое чукчей. И один спрашивает другого: «А где у нас Алексей Петрович Самойлов?» Второй отвечает: «Однако в тюрьму пошел». – «Стены чинить, крышу красить?» – «Нет, внутрь…»

За спиной Самойлова послышались приглушенные смешки.

– Так себе анекдот, Лузгинский… Украли вы его у кого-то, – сдерживаясь, отозвался Алексей Петрович.

– Народная молва, ничего не попишешь! – гыкнул на прощание Лузгинский и скрылся в туалете.

«Намекает, сволочь… Но я-то знаю, что чист… Почти…» – отрывисто думал Самойлов. Настроение у него было порядком испорчено. Между тем в главном зале на эстраде появился бородатый и нечесаный любимец публики и звезда русского шансона Билли Бокарев (он же недоучившийся студент Гнесинки Боря Бронштейн). И светская деловая элита стала с восторгом внимать очередному разухабистому шлягеру с рифмами вроде: «А мы воруем и в ус не дуем!»