Последний бой (СИ)

Волков молча кивнул, приняв к сведению информацию и оглядывая придирчивым взглядом лежку секрета. Хорошо замаскировались парни. Лишь черный раструб пламегасителя пулемета слегка выглядывал из переплетения веток. Да и то, углядеть можно, если знать, куда и как смотреть. Побегавший по лесам и полежавший вот в таких вот секретах Волков знал. Честно сказать, он с удовольствием сменял бы свое теплое уютное кресло в роскошном кабинете с вечными дрязгами и доносами друг на друга ученых и инженеров на такую вот лежку. Хотя нет. Не сменял бы. Размяк уже. Привык к теплу и комфорту. И эта привычка была еще одной причиной его беспокойства. Пока «Ковчег» был в тылу у немцев, Волков фактически был сам себе царь, бог и воинский начальник. А как будет теперь? Скорее всего, ничего для него не поменяется. С его должности увольнений и переводов не предусмотрено. Только на тот свет. А значит, крест этот нести ему пожизненно. Надо просить у товарища Сталина разрешение о переводе на базу жены. Работа ей тут найдется. Всё, хоть вместе будут. А риск. Так если его спишут, то и Машу с Леной не пожалеют. Уж он-то свою контору знал. А чтоб не списали, надо просто хорошо делать свою работу.

— Володя, что такой смурной? — сверкнул на него из темноты веселыми шальными глазами Воронченко. Не смотря на свои пятьдесят пять Дед, как его прозвали в отряде, отличался юношеским, каким-то молодецким задором. Рядом задумчиво смолил папиросой Онуфриев. Командир десантников, напротив, не смотря на свой двадцатилетний армейский стаж, вид имел совсем не бравый, и если бы не волевой, жесткий взгляд человека, привыкшего командовать и идеально сидящая форма, его легко можно было бы перепутать с каким-нибудь бухгалтером леспромхоза.

Опять что-то обсуждают командиры, до мелочей разбирая каждое свое действие в предстоящем бою. Нервничают. Хоть потери неизбежны, но не хочется зазря терять людей накануне долгожданного соединения со своими.

— Вертушки жду, — пожал плечами Волков и поделился сокровенным, о чем думал с того самого момента как узнал, что на их аэродром будет перекинута вертолетная эскадрилья из корпуса Стаина, — дочка у меня на них воюет. А вдруг прилетит, — он застенчиво улыбнулся, — год не видел. Понимаю, что глупо это все, но вот как-то екает.

— Если екает, надо прислушаться, — понимающе кивнул Воронченко, взмахом головы его поддержал Онуфриев, — а вертушки дело нужное. В сорок втором они нас здорово выручили. Да и я тут с вами лясы точу только благодаря им. Спасибо девчонкам, из под носа у немцев вытащили старика.

— Да какой ты старик, Исаич?! — хохотнул десантник, — Думаешь, я не заметил, как ты на нашу врачиху поглядывал?

— Поглядывать я могу куда угодно и как угодно, — хитро прищурился партизан, рука сама потянулась погладить бороду и напоролась на непривычную пустоту. Пришлось сбрить. Партизану «Деду» с растительностью на подбородке еще можно ходить, а вот генерал-майору Воронченко уже не пристало, — запретить интересоваться женским полом мне никто не может. Главное чтоб интерес не перешел в кобелячество. А у меня с этим строго, — он поднял вверх кривой узловатый палец.

— Злой ты Исаич, — не переставал подначивать партизана Онуфриев, — и сам не ам и другим не дам.

— Я, Саша, не злой, — спокойно и даже как-то степенно отвечал «Дед», поблескивая из-по бровей веселыми искорками, — я строгий и справедливый. Женщина, она существо полезное и даже где-то возвышенное, но способна самим присутствием своим в сплоченный мужской коллектив внести разброд и шатание. Ровно, как и наоборот. Так что дела амурные подчиненных прямой антирес и обязанность командира, — Василий Исаевич специально исковеркал слова, изображая из себя недалекого служаку. Только никто из присутствующих на эту нехитрую игру не купился. И Онуфриев и уж тем более Волков прекрасно знали, что за плечами у Воронченко служба в ОГПУ, рабфак, строительный институт и работа инженером в «Центроспецстройпроекте» Наркомата тяжелой промышленности.