Последний час

Не говоря больше ни слова, богиня ударила собственным сердцем по песочным часам. Трещины на теле Ламат’Хашу тут же погасли, и она повалилась на землю. Теон в тот же миг ощутил, что из тела ушла жизнь, и теперь это лишь пустая оболочка. Но сама Ламат’Хашу не исчезла, её сила слилась со тьмой и оплела алыми трещинами всю поверхность часов.

— БЕЙ! — проревел чуждый, нечеловеческий голос, искаженный болью, но Теон словно инстинктивно знал, что именно от него требуется. Отведя руку в сторону, он призвал сияющий клинок, и в один прыжок оказался рядом, вонзив оружие прямо в трещину и направляя туда мощный поток Света. Алые трещины в тот же миг вспыхнули золотым и ринулись во все стороны. Они оплели весь зал, пульсируя всё быстрее и ярче, но уже через пару секунд резко потухли и сжались.

— Прячьтесь! — крикнул бог, отступая и создавая вокруг достаточно крепкий щит, но взрыва не последовало. Случилось кое-что иное. В самом центре песочных часов появилась сияющая точка, которая просто вобрала в себя всё вокруг в радиусе метра, полностью поглотив Песочные часы.

И всё же тьма всё ещё окружала Трон Костей. Она ослабла, не успела окрепнуть, и Теон бросился к трону, буквально на бегу запрыгивая на него. Шипы тут же пронзили его тело, но бог этого даже и не заметил, сосредоточившись исключительно на Тьме.

Он ощутил, как она поглощает это место, что будь у неё ещё хотя бы пара минут, и жертва Ламат’Хашу оказалась бы напрасной. Но сейчас своей смертью она выжгла сердцевину, и хватка Таргарона ослабла.

— Я смогу тебя вышвырнуть! — прорычал он и втянул силу из Трона. Свет проник в него, а затем, смешавшись с его собственным, хлынул во все стороны, пронизывая весь Храм Костей. Зарим, Тристи и дряхлая Джасмаэль изумленно наблюдали за тем, как Свет пронизывает эти древние кости. Казалось, что сам храм резонировал вместе со Светом, льющимся из всех щелей.

Тьма отступила. Она была где-то там, близко, готовая вцепиться в глотку в любой момент, но вместе с этим бессильная, не способная проникнуть за возникшую вокруг Трона преграду.

В этой битве Теон одержал победу, но она нисколько не приблизила его к победе в войне. Напротив, раньше Таргарон не знал, где находится Трон Костей, но теперь он возвышается прямо над Риндероном, приглашая своего создателя забрать то, что он когда-то создал.

* * *

Таргарон наблюдал за возвышением Храма Костей над городом людей и размышлял о том, что в итоге это было проще, чем он думал. Люди этого мира разобщены и эгоистичны, несмотря на все то, что он пытался им дать. В конечном итоге, даже став его частью, они продолжают оставаться такими. Но вскоре это закончится. Их алчность, их желания, их злоба и эгоизм в итоге растворятся в нем. Он сделает этот мир единым, таким, какой он должнен быть.

— Уже почти, — улыбнулся он краешками губ.

Он мог бы отправиться туда прямо сейчас, самолично войти в Храм Костей и забрать кусок своей души, но не стал этого делать. Как он сказал Сиобану, у этого мира должен быть хоть малейший, призрачный шанс не допустить наступление Последнего Часа.

Почему Таргарон так поступал? Он и сам не знал ответа на данный вопрос. Он не собирался отступать или проигрывать, но какая-то часть его всё ещё говорила, что путь, который он избрал, неверен. Крупица сомнения, которая до сих пор пылала где-то там.

И все же… Раз Храм Костей явился миру, то пришло время немного ускорить события.

Таргарон снял со своей головы Корону Опустошения, вобравшую в себя тысячи и тысячи душ жителей иного мира, но тут он увидел яркую вспышку. Сияющая комета рассекла небеса и рухнула совсем неподалеку от самого Таргарона, поднимая волну пыли.

Взмах руки, и мощный поток ветра полностью очистил воздух, и перед Дланью Света возникла его “сестра”, если так можно назвать связь двух Дланей. Лиамара, такая же прекрасная, как и в момент их последней встречи. Ослепительная, облаченная в сияющую золотую броню.

— Так вот оно что… — тихо прошептал Таргарон, но вовсе не потому, что удивился её появлению. Он осознал, что за частица внутри него до сих пор сохраняла истинный Свет и говорила, что избранный путь неверен. Это была любовь. Любовь к ней. Такое простое, человеческое чувство, и в то же время такое сильное и способное разъесть душу, погрузив её в пучину мрака.

Но Лиамара была не одна. Рядом с ней была какая-то юная человеческая девушка, которой Вершительница Судеб, жестом велела держаться позади.

— Зря ты пришла, — наконец произнес Таргарон, и его голос звучал очень сухо.

Золотистые волосы Лиамары колыхались на ветру, а золотые глаза с примесью зеленого полные боли смотрели прямо на него.

— И всё же я рад тебя видеть, — и это была чистая правда.

— Хотела бы я сказать тебе то же самое… — голос Лиамары был полон горечи, и она причиняла Таргарону почти физическую боль. Они были так близки друг к другу, что почти могли читать свои мысли, и все же между ними была незримая стена. Она не открывалась перед ним, а он не открывался перед ней. То, что связывало их вместе, почти разрушилось.

— Ты смотришь на меня как на чудовище.

— Не правда…