Последний часовой

– Он не дипломат, – устало проговорила госпожа Ливен. – Вы все пытаетесь пуститься с ним в игру, забывая, что для офицера кратчайшее расстояние – прямая.

– Тем хуже, – повторил ее возлюбленный. – Он сам сужает возможности маневра.

Минуту они молчали.

– Чего же ты хочешь? – Долли смотрела на канцлера ласково и чуточку грустно.

– Чтобы в Петербурге знали: сведения получены от меня. Австрия делает дружеский шаг, предупреждая об опасности. Англия ведет двойную игру. Нас же следует по-прежнему воспринимать как союзников.

Графиня готова была расхохотаться. Разве ваше «дружеское предупреждение» – не угроза? Вместо этого она протянула вперед обе руки и сплела их с тут же подставленными руками Клеменса.

– У меня времени еще до полудня. Кажется, мы зря шнуровались.

* * *

Санкт-Петербург. Зимний дворец.

Рапорт был подан, но общая натянутость из разговора с государем не исчезла. Упрекать царя бессмысленно. Однако и своя обида, сколько не прячь, прорвется. Они расстались молчком. Александр Христофорович ждал удара от Чернышева, а ударил его… Да что говорить! Нет, сегодня он пить не будет. Слишком зол.

Никс тоже пребывал в дурном расположении духа. Чувствовал вину. И не умел извиняться. Точно злой, избалованный ребенок, которого он крепко скрутил на дне души, прорывался наружу и пакостил.

Как всегда, когда Николай не знал, что делать, он шел к матери. Мария Федоровна сидела в просторной комнате перед камином, в центре на ковре играли внуки. Они строили из кубиков стену, а потом с воплями бросались на нее и давили животами. Все это почему-то вовсе не беспокоило бабушку, в прошлом такую чувствительную к детскому визгу.

– Мадам, отчего этим архаровцам вы разрешаете делать что угодно, а мне запрещали играть с другими детьми? – спросил Никс, целуя матери руку.

– Потому что вы играли не с детьми, а в детей. И меня, конечно, огорчали их крики, когда вы били Адлерберга по лбу ружьем или надевали Михаилу на голову барабан.

Вдовствующая императрица удержала пальцы сына.

– У тебя влажные руки, ты взволнован?

Вместо ответа Николай протянул ей лист с рапортом Бенкендорфа.

– Старое дело, – молвила она, пробежав глазами. – Почему оно вдруг всплыло?

– Константин отозвался об Александре Христофоровиче как об очень надежном человеке, – нехотя ответил Никс. – И я… его обидел. Мне почему-то неприятно, что на его преданность может рассчитывать кто-то еще.

Мария Федоровна покачала головой.

– Ты ревнив. Это плохо. Порядочные люди не могут быть порядочны только с тобой. Теперь по поводу Араджио. Все, как тут написано. – Вдовствующая императрица постучала пальцем по листку. – Сашхен не знает только одного. Моренгейм была допрошена. Мною. В присутствии государя. И во всем повинилась.

Удивлению Николая не было границ.

– Почему же с Константина не сняли обвинений?

Пожилая дама вздохнула.

– Это было не так легко. Его разгульный образ жизни, попойки, настоящие оргии с актрисами и женщинами легкого поведения. О них говорил весь Петербург, и когда случилось то, что случилось, мнение света оказалось против него.

Николай недоверчиво покачал головой.

– Но можно же было закончить следствие. Дать официальное заключение.

– Это было неугодно нашему Ангелу.

Повисла пауза. Молодой император и его мать смотрели в глаза друг другу. Нет, он не понимал. Уже и следствие близится к концу, а ее l’enfant terrible, в сущности, так же простосердечен, как в детстве, когда после подножки брата орал на всю комнату: «Нечестно!» И плакал не столько от боли в разбитом колене, сколько от обмана.

– Слушайте. – В голосе матери прозвучало раздражение. Сколько она может разжевывать? – Александр и Константин дружили. Но ваш несчастный отец подозревал Ангела в желании похитить у него корону. Поэтому он даровал титул цесаревича не только первому, но и второму сыну. Таким образом, заявив, что у него два наследника. Какого захочет, такого и выберет. Это породило раскол. Соперничество. Мнимое, потому что Константин боготворил брата и никогда не хотел власти. Когда ваш отец был убит, Константин от потрясения ударился в попойки с гвардейцами. А гвардия, вы сами знаете… Кто владеет ее сердцем, владеет троном.

Мария Федоровна замолчала, предоставляя сыну самому додумать остальное. Николай тоже молчал. Ангелу показалась опасной популярность брата среди солдатни? Даже если Константин и не желал власти, нашлись бы горячие головы, готовые рискнуть за него в надежде на чины и пожалования.

– Случай с Араджио оказался очень удобным, чтобы запятнать Костю и удалить его из столицы. – Вдовствующая императрица смотрела поверх головы сына, ее лицо стало непроницаемо печальным. – Тот, кто рассчитывал использовать цесаревича в игре против императора, вынужден был отойти в тень.

Николаю ничего не оставалось делать, как в очередной раз преклонить голову перед мудростью старшего брата.

– Я понял, мадам. Но, – он снова поцеловал руку матери, – мне кажется, я плохой ученик. И с каждым откровением все меньше хочу брать уроки.

– Предпочитаете сами набивать шишки? – рассмеялась Мария Федоровна.