Последний человек

Переезд в Лондон усилил ее беспокойство; там она увидела все опустошения, в которых была повинна чума. Город казался почти необитаемым; улицы густо поросли травой, дома стояли заколоченные; особенно безлюдны и тихи были деловые кварталы. Однако среди этого запустения Адриану удавалось сохранять порядок; каждый продолжал жить согласно обычаям и закону; человеческие установления как бы пережили установления свыше; отменен был закон, определявший численность населения, но собственность оставалась священной. Это вызывало грусть и, хотя уменьшало творимое зло, казалось насмешкой. О развлечениях уже не приходилось думать. Празднеств и театральных представлений не было и в помине.

— Будущее лето, — сказал Адриан, когда я прощался с ним, возвращаясь в Виндзор, — должно решить судьбу человечества. До этого времени я не прекращу своих усилий, но, если в следующем году эпидемия возобновится, всякая борьба с нею сделается бесполезной и нам останется лишь выбирать себе могилу.

Не должен я забывать и еще одно событие, случившееся во время моего пребывания в Лондоне. Мерривел, прежде часто приезжавший в Виндзор, перестал там бывать. Теперь, когда лишь тончайшая грань отделяла живых от умерших, я боялся, что и наш друг стал жертвою того, что грозило всем нам. Опасаясь самого худшего, я отправился навестить ученого, чтобы оказать помощь тем из его семьи, кого найду живыми. Дом Мерривела оказался пуст, а перед тем был отведен пришельцам, наводнявшим Лондон. Я увидел его астрономические инструменты, которыми пользовались отнюдь не по назначению, разбитые глобусы, изорванные листы с учеными вычислениями. От соседей я мало что смог узнать, пока не встретил женщину, которая в это страшное время была сиделкой при больных. Она сказала, что умерли все члены семьи, кроме самого Мерривела, а он сошел с ума. Так она назвала его состояние, но, расспросив ее далее, я понял, что оно было лишь безумием отчаяния. Этот старик, стоявший на краю могилы и глядевший на миллионы лет вперед, этот визионер, который не замечал, что его жена и дети голодали, не видел страшных зрелищ, не слышал страшных звуков вокруг себя, этот астроном, как бы мертвый для всего земного и живший лишь в созерцании планет, оказывается, любил свою семью скрытой, но сильной любовью. Долгая привычка превратила их как бы в часть его самого. Его совершенная неопытность в житейских делах, рассеянность и детская наивность делали его полностью зависимым от них. Опасность он понял, лишь когда кто-то из его семьи умер; потом, одного за другим, чума унесла остальных. Умерла жена, его помощница и опора, более необходимая ему, чем его собственное тело; та, которой был чужд инстинкт самосохранения; кроткая спутница, чей голос всегда приносил ему мир и покой. Старик почувствовал, будто вселенная, которую он так долго изучал и которой поклонялся, ускользнула у него из-под ног. Он стоял над мертвыми и проклинал судьбу. Неудивительно, что сиделка приняла проклятия сраженного горем человека за помешательство.

Я стал разыскивать его под конец ноябрьского дня, короткого, дождливого и ветреного. Уже собравшись уйти из пустого дома, я увидел Мерривела, а вернее, тень Мерривела. Он прошел мимо меня и сел на ступеньку своего крыльца. Ветер шевелил седые волосы на его висках, дождь поливал непокрытую голову; он сидел, закрыв лицо исхудалыми руками. Я притронулся к плечу старика, чтобы привлечь его внимание, но он не двинулся.

— Мерривел, — сказал я, — мы давно не встречались. Поедемте со мною в Виндзор, леди Айдрис хотела бы с вами увидеться. Поедемте со мною домой.

Глухим голосом он произнес:

— Зачем обманывать беспомощного старика? Зачем лицемерить с помешанным? Мой дом не в Виндзоре. Мой дом там, где его приготовил для меня Создатель.

Я был поражен глубокой горечью его слов.

— Не заговаривайте со мной, — продолжал он. — Слова мои вас испугают… Один в целом мире трусов, я осмеливаюсь думать… среди могил… среди жертв Его безжалостной тирании… я осмеливаюсь упрекать Верховное Зло. Как может он покарать меня? Пусть пронзит молнией… это тоже одно из его орудий. — И старик засмеялся.

Потом он встал, и вслед за ним я дошел до ближайшего кладбища. Там он бросился на мокрую землю.

— Вот где они! — крикнул он. — Прекрасные создания, которые дышали, говорили, любили. Та, которая день и ночь лелеяла одряхлевшего возлюбленного своей молодости. А вот здесь плоть и кровь моя… мои дети. Зови их, всю ночь зови по именам, они не ответят! — Он приник к могильным холмикам. — Об одном я прошу. Я не боюсь Его ада, ад — здесь, со мною. Я не желаю Его Небес, пусть только, когда умру, меня положат рядом с ними. Пусть я чувствую, как моя истлевающая плоть смешивается с их плотью. Обещайте! — И, с трудом поднявшись, он схватил меня за руку. — Обещайте похоронить меня здесь, с ними.

— Обещаю, да поможет мне Бог, — ответил я. — Но с условием, что вы сейчас поедете со мною в Виндзор.