Последний человек

Чума сопутствует и весне, и солнцу, и изобилию. Мы уже не боремся с ней. Мы позабыли, что делали, когда ее с нами не было. Когда-то мореходы боролись с гигантскими волнами от Инда до полюса, ради прекрасных земных безделиц — золота и драгоценных камней. Дешев был труд, и дешева была жизнь. Сейчас жизнь — единственное, чем мы хотим обладать. Лишь бы манекен из плоти, со своими суставами, жил и действовал; лишь бы это жилище души могло давать приют своему обитателю! Наши умы, когда-то обнимавшие бесчисленные сферы и бесконечные сочетания мыслей, теперь укрылись в убежище плоти и озабочены лишь ее спасением. Да, мы пали весьма низко.

Весеннее усиление эпидемии потребовало и усиленных трудов от тех из нас, кого она до времени щадила и кто посвятил свое время и свои заботы ближним. Мы собрали для этого все наши силы. «Погруженные в отчаяние, мы трудились ради надежды»²⁶⁶ и по-прежнему выходили на бой с врагом. Мы помогали больным и утешали осиротевших; от многочисленных мертвых обращались к немногим живущим и с настойчивостью, похожей даже на силу, приказывали им жить. А Чума между тем побеждала и презрительно смеялась над нами.

Читатели! Наблюдал ли кто-нибудь из вас только что развороченный муравейник? Сперва он кажется опустевшим, покинутым своими обитателями; но скоро вы замечаете муравья, который выбирается из разрыхленной земли, потом они появляются по двое и по трое и озабоченно бегают в поисках исчезнувших товарищей. Таковы были и мы, в ужасе взиравшие на то, что натворила чума. Наши опустевшие жилища оставались, но обитатели их лежали в могилах.

Так как законы и порядок более не существовали, некоторые люди, еще колеблясь и удивляясь, стали нарушать правила общежития. Дворцы стояли пустыми; и бедняк осмелился, не встречая отпора, войти в великолепные покои, где обстановка и украшения были для него неведомым миром. Из-за прекращения спроса на товары и изделия те, кто добывал свой хлеб, удовлетворяя искусственно созданные потребности общества, впали в ужасную бедность; однако, когда рушились стены, ограждавшие собственность, оказалось, что имевшихся в наличии плодов человеческого труда было больше, гораздо больше, чем могло потребить быстро редевшее население. У некоторых бедняков это вызвало ликование. Все были теперь равны; великолепные дворцы, драгоценные ковры и пуховые постели принадлежали каждому. Экипажи и лошади, сады, картины, статуи и роскошные библиотеки — всего этого было более чем достаточно; и ничто не мешало каждому получать свою долю. Итак, все мы были теперь равны; но рядом было нечто, уравнивающее нас еще более, — то, перед чем красота, сила и мудрость значили столь же мало, сколь богатство и знатность. Перед каждым из нас зияла могила, и это мешало наслаждаться роскошью и изобилием, которые достались такой страшной ценой.