Последний человек на Земле

Ребёнок спрыгнул с качелей. Видно было, что жажда жизни переполняет его. Ему, как и всем детям носиться бы по просторам, играть, шалить, но он был всего лишь миражом, хитрой уловкой разума. Поэтому он стоял неподвижно, наперекор своему естеству.

— Хочу поиграть, — сказал мальчик.

— Не время для игр.

— Мы много играли когда-то.

— Когда-то, — повторил человек и закрыл глаза. Ветер обдувал лицо и навевал воспоминания. Воспоминания, которые никому больше не нужны.

Мальчик вздрагивал. Человек ласково провёл ладонью по волосам ребёнка, печально вымолвил:

— Тише.

— Побежали к реке.

— Я не могу. Мне надо быть здесь.

— Мы быстро.

Человек касался волос мальчика, а другой рукой держался за шершавый канат. Не было в тот момент для него ничего более настоящего, более искреннего, чем канат, за который когда-то так же держались чьи-то детские пальчики и волос ребёнка, прикосновения к которым напоминали ему чувство, когда он, сам будучи маленьким, притрагивался к волосам матери. Он с необъятной остротой ощущал самого себя и своё присутствие в мире.

— Побежали! — слёзно пискнул мальчик. Пот выступил у него на лбу.

Драгоценный момент был упущен, вернулся обман.

— Я не могу, — ответил человек.

Память подсветила ещё одно полузабытое воспоминание, и человек сказал:

— Помнишь, у нас была детская книжка с картинками, а в ней главка, которая называлась «Для чего нужна собака?»

Ребёнок ответил:

— Чтобы быть домашним животным. Чтобы гулять с ней, чтобы с ней играть.

— Как было бы хорошо, если бы ты был прав. Но ты не прав.

Человек, подавив рыдания, подтолкнул мальчика:

— Беги, я догоню.

— Обещаешь?

— Конечно.

Ребёнок пустился рысью с холма туда, где текла река. Когда силуэт его исчез из виду, человек посмотрел в небо. Как бы хотелось ему найти утешение в этой бездонной синеве. Но вместо утешения — вызов и безумная духовная борьба.

Покорители космоса? Как глупо сейчас звучит эта фраза. Покорители… Почему нужно было всё вокруг покорять? Почему обязательно нужно было навязывать себя миру? Вместо того чтобы просто слетать в космос, видеть космос, внимать ему.

Даже собака была для чего-то нужна…

Остался час. Всего один час…

Он вернулся в дом. Там его пять поджидали. Нагая девушка стояла напротив камина и со слезами смотрела, как в огне догорают книги.

— Оставьте меня одного, — усталая, без права на надежду просьба человека. — Вы мучаете меня.

Девушка повернулась к нему, на её обнажённое тело ложились отсветы пламени.

— Я пришла помочь.

— Вы взвалили на меня непосильное бремя оправдываться — за всех вас. Это невозможно вынести, это беспощадная ответственность.

— Злиться — грех.

— Не юродствуй. Закутайся.

Он сгрёб с кровати одеяло и швырнул девушке. Она не дрогнула. Одеяло осталось лежать у неё в ногах, она переступила через груду босыми ногами, тихой поступью приблизилась к человеку.

— Не предавайся греху.

Благодаря какому-то волшебству на ладони у неё оказался маленький крестик. Умоляюще девушка произнесла:

— Возьми. Спасись.

Что-то очень нехорошее, чёрное готово было вырваться из человека.

— Не будет никакого Страшного суда.

— А ты всё равно возьми.

Он посмотрел прямиком в её глаза — ледяные, за взглядом которых не скрывалось ничего. Пустота. И как же он устал растолковывать пустоте про унылый, безнадёжный тупик.

— А ты всё равно возьми, — говорила девушка. — Важно лишь как сильно ты будешь желать спастись.

— Разве чего-то вообще можно желать в такие минуты?

— А любовь?

— Моя любовь со мной. Прости, но тебе в ней нет места.

Теперь он должен был сказать то, что говорил каждому наваждению, каждому мороку, проникавшему в его воспалённое сознание. И в момент, когда он готов был высказаться, память вновь подсветила загубленное, заброшенное воспоминание — поцелуй и жар женских губ. Человек чуть не сломался. Он призвал на помощь всю силу воли и сказал:

— Теперь уходи.

Девушка исчезла. Не плавно расплылась в воздухе призраком, а резко, с некоей грубостью — человек и моргнуть не успел.

Уже почти догорели в камине портрет и книги. Становилось как-то зябко, неуютно. Взглянуть бы ещё раз на гармонию…

Человек вышел к могилам.

Всё, что он хотел — попросить прощения. Перед кем и за что — и сам не знал.

«Моя любовь со мной» — и если обобщить, то что из этого следует? Он остался один, и он обладал монополией на истину. В те последние минуты своей жизни он сам был истиной. Никто и ничто не могло отнять у него сокровенных, самых дорогих мгновений. Стоя над могилами отца и матери, он неожиданно подумал об удивительной вещи: вот гармония мха, травы, росы, солнца, дождя, гор, рек, лесов. Она была до него, она останется после. Но это будет уже другая гармония, она будет богаче, крошечные штрихи дополнили её — церковь на горе, детские качели в саду. И могилы, две каменные плиты, укрытые моховым одеялом, два финальных штриха. Разве не в том благодарность природы за столь малые явления людского бытия, что она хранит предков, даруя им возможность пребывать в ней, двигаться с ней, присутствовать в земле и корнях, в полевых цветах и пчёлах, в старой яблоне, в косточке её плода и снова в яблоне?