Последний дар времени

На следующее утро они хорошо позавтракали и обсудили события минувшего дня.

Грибердсон и Речел забрались в берлогу и поиграли с медвежатами. Речел выглядела счастливой, и Грибердсон начал опасаться, что не возня с детенышами тому причиной, а его присутствие.

Речел все время улыбалась, отвечала звонким смехом на каждое его слово и не упускала возможности прикоснуться к его плечу или руке. Англичанин подумал, что вчерашний удачный день слишком поднял его акции. И это его не радовало: с каждым днем, с каждым часом он замечал, как трещина между супругами ширится и превращается в пропасть. Он не верил, что является единственной причиной разрыва, и старался делать все от него зависящее, чтобы умалить собственную роль в семейной драме. Грибердсон решил, что нужно будет серьезно поговорить с Речел. Пожалуй, даже с ними обоими, вместе или по отдельности, и хотя бы пристыдить их, если не удастся помирить.

"Но сейчас не самое удобное время - думал он. - Успеется. И потом, кто знает, к чему может привести подобная беседа?"

Рисковать без надобности Грибердсон не хотел.

На участке, выбранном Грибердсоном для постройки лагеря, они поставили два больших, просторных купола. На подступах к лагерю, чтобы улучшить видимость, вырубили карликовые сосны и убрали камни. В одной хижине поселились Силверстейны, а в другой - лингвист и Грибердсон. К полудню они вернулись на корабль и перевезли другие строительные материалы. На глазах у изумленных туземцев вырос большой красивый дом будущая лаборатория и склад образцов. Грибердсон двенадцать раз обошел вокруг купола, делая малопонятные жесты и читая нараспев "Охоту на Снарка" Кэррола. Он хотел успокоить туземцев, внушив им, что строительство дома обыкновенное волшебство, не более.

Затем он вошел в шатер Абинала и увидел, что мальчик сидит и уплетает мясо прямо с вертела, разговаривая при этом с сестрой, но при появлении гостя ребенок замолчал. Ламинак сказала брату несколько слов, и он невнятно пробормотал что-то в ответ.

Грибердсон осмотрел мальчика. От его прикосновений тот пугливо сжимался, но Ламинак старалась развеселить его и даже пыталась говорить с ученым, хотя и знала, что тот ее не понимает. Выйдя в сопровождении девочки из шатра, Грибердсон стал указывать ей на различные предметы и людей, спрашивая их названия и имена.

Ламинак сразу поняла, что от нее требуется, и с энтузиазмом включилась в игру. Несмотря на грязную и неудобную одежду из шкур, девочка была миловидна. Ее широкое лицо с небольшим, довольно красивым носом и полными губами, сальными, как и у всех ее подруг, обрамляли длинные волнистые волосы каштанового цвета.

Грудь ее только-только начала оформляться.

Большие черные глаза девочки ни на секунду не переставали излучать веселье. Ламинак была довольно сообразительна. Показывая Грибердсону отдельные предметы, она ухитрялась объяснять их предназначение. С ее слов он понял наконец значение слова "воташимг" - человек Медведя. Вообще же в этом неудобном языке слова и звуки догоняли и перегоняли друг друга, как ядра в бетатроне. Позже Грибердсон и фон Биллман вынуждены будут признать, что язык племени Медведя имеет общие черты с языками эскимосов и шоуни.

Фон Биллман, знаток грузинского и баскского языков, будет искать и не найдет в этом языке ничего родственного им. Таким образом он докажет, что люди племени не являются предками иберов, заселявших эту территорию с незапамятных времен. Ему, специалисту по кельтским и индохеттским наречиям, не удастся встретить в среднем Мадлене ни одного диалекта, дожившего до двадцать первого века.

2

Быстро летели дни и ночи, с каждым днем солнце грело все сильнее, и земля расцветала. Женщины все чаще уходили на поиски трав и кореньев.

Из шкур, добытых мужчинами, они шили костяными иглами одежду. На выделку шкур времени не жалели, и одежда получалось мягкой и теплой. В шатрах вялили мясо, подвесив его над очагами. Трудиться людям приходилось с рассвета до темна.

У молодой женщины по имени Грагмирри родился ребенок. Грибердсон хотел присутствовать при родах хотя бы для того, чтобы обеспечить гигиену. Но роды принимались в специально отведенном шатре, и мужчины в него не допускались. Не был приглашен даже шаман. К счастью все обошлось благополучно, мать и ребенок выглядели здоровыми. Уже на следующий день Грагмирри включилась в работу.

Мужчины разглядывали ребенка, лежавшего на меховой подстилке, и обсуждали его физическое сложение. Гламуг принес медвежонка, налил ему молока, и медвежонок под рев ребенка и завывания шамана вылакал молоко. Ученые уже достаточно поднаторели в языке, чтобы понять суть этого нехитрого обряда.

Ребенок посвящался в члены племени Великого Медведя, и в случае его смерти Медведь должен был взять его под свою опеку в загробном мире.