Что? Что может быть хуже?
И тут Вереск поняла… Поняла,
Нервная дрожь пригвоздила к полу, но бешеным усилием воли Вереск заставила себя двинуться вперёд, сквозь ряды. Она шла, глядя под ноги, и опасалась лишний раз поднять глаза, а безликие танцевали. Танцевали, кружились, кланялись, воздевали руки... изящные белые руки с тонкими, унизанными перстнями пальцами. Никому не было дела до потной, грязной и растрёпанной пришелицы: её попросту никто не видел.
Роскошный, сияющий янтарём, золотом и яшмой чертог упирался в стену столь унылую, что казалось, будто кто-то умышленно решил разбавить приторный блеск бальной залы порцией зловещей мрачности. Кладка выглядела крепкой, хотя заметно крошилась в некоторых местах. К серым камням кандалами и цепью была пристёгнута обнажённая...
– Дара? – Вереск не верила глазам. Она почувствовала за спиной движение, резко оглянулась, но безликие нобили исчезли. Музыка стихла, огни погасли, и чертог погрузился во тьму. Только стену освещали блёклые отсветы. Тусклые и неверные, словно болотные огни. – Дара, это... ты?
– Миледи! – Отроковица вскинула голову. Губы её дрожали. Глаза лихорадочно блестели, но это была она. Дара. – Помогите! Помогите же мне!
– Что... что я должна делать?
– Освободите меня!
– Но... как? – спросила Вереск, разглядывая девичье лицо. Неужели это действительно Дара? А кого же тогда они отправили на погребальной ладье в туман пролива Безмолвия? Или, всё-таки, это бестелесный призрак? Может Дара, как и жёны князя Тито, обречена теперь скитаться по тёмным закоулкам Приюта Рассвета...
– Смотрите, – прохрипела нагая отроковица и мотнула головой. Похоже, лишь такая свобода движений теперь ей доступна: кандалы держат крепко – особо не разгуляешься.
Вереск повернулась и увидела, как во тьме возник стеклянный шар, опутанный цепями. Шар висел в воздухе. Парил, без каких-либо на то оснований. А внутри стеклянного пространства трепетала свеча. Правда, от свечи мало что осталось: так, огарок. Полурасплавленный пенёк, что вот-вот превратится в лужу горячего воска.
– Вам надо разбить шар, миледи! – Дрожащий голосок Дары ранил сердце до крови. Бедная девочка. Бедная маленькая девочка!
– Надо разбить шар и погасить свечу, тогда колдовство потеряет силу!
Вереск шагнула к шару. Пальцы коснулись стекла.
Горячо...
Вот так просто? Взять и разбить?
Вереск разглядела в прозрачной поверхности своё отражение. Всполохи заплясали в зрачках...
– И тех, кто рядом шёл годами, уже обратно не вернуть... – прошептала она, а в памяти мелькнула картина. Хотя... не картина даже, а неясные, смутные образы.
Запой. Запой... Что такое запой?
– Разбей шар и погаси свечу, – громко приказала Дара чужим голосом и оскалилась, демонстрируя ряды острых щучьих зубов. – Погаси чёртову свечу, девушка, иначе...
Глава двадцать седьмая
– Иначе что? – Вереск трясло, но какой-то частью души она чуяла: показывать страх нельзя. Нельзя ни в коем случае.
Глаза Дары меняли цвет. Зелёные, светло-голубые, пронзительно синие, карие, янтарные, угольно-чёрные, серые...
...они превратились в лишённые зрачков мутно-белые омуты...
– Твой князь, – проскрипела она и дёрнулась. Цепи лязгнули. – Твой герой... Принц на белом коне! Ты ничего о нём не знаешь, но уже носишь под сердцем его дитя.
– Кто ты? – прошептала Вереск. Так хотелось верить, что всё это сон, но...
– У меня много имён, – отозвалось то, что ещё совсем недавно прикидывалось Дарой. – И ни одно из них не отражает моей истинной сути. Пока ты не готова познать меня, девушка. Но очень скоро время придёт. Очень скоро...
– Чего ты хочешь?
– А ты? – ядрёно-красные губы существа растянулись в улыбке, которая с хрустом разорвала щёки почти до самых ушей. В полумраке мерцали ряды тонких и острых, как иглы, зубов.
Хочу никогда больше не видеть тебя! – подумала Вереск, а чудовище мерзко захихикало:
– Опасное желание. Я ведь могу ослепить тебя, девушка. Думай ещё.
– Ты... ты хочешь исполнить моё желание? – Голос предательски дрогнул.
– Я хочу заключить сделку, глупая, – фыркнул призрак. – А это – совсем другое.
– И в чём же... – Вереск сглотнула. – В чём суть сделки?
– Ты всё давно поняла, но тянешь время, обдумывая пути к отступлению, – заявила "Дара", не открывая рта. На этот раз она говорила голосом гнусавого штурмана с "Легенды". – Умно. Но не слишком.