Последний день

Михаил Иосифович Нуайме Последний день

Свою работу переводчик посвящает Шамилю Ш. – другу, наставнику и брату

Lux in tenebris [1] : бесконечный «Последний день» Михаила Нуайме

Редко нашему соотечественнику, являющемуся, к тому же, историком литературы, выпадает честь представлять широкому читателю зарубежный роман, автор которого неоднократно признавался или, тем более, до сих пор неизменно признается в любви к русской культуре, к ее художникам и ценителям. Еще реже ему удается отыскать за границами мира, известного нам как «постсоветское пространство» (или под крайне грубой аббревиатурой «СНГ»), литератора, отдающего свои творения на суд «литературы-матери» и других ее сынов, родство с которыми он не только чувствует, но и с гордостью манифестирует. В этом смысле, автору нижеследующих строк невероятно повезло иметь честь познакомить дорогого читателя с патриархом современной арабской новеллистки, легендарным ливанским мыслителем, писателем и переводчиком Михаилом Нуайме (1889–1988). В других же смыслах ему повезло несколько меньше, ибо на его долю выпала невероятно сложная, но, вместе с тем, приятная обязанность: попытаться на нескольких страницах достаточно широкими штрихами набросать портрет того, кто лишь немногое успел о себе рассказать на тысяче страниц трехтомной автобиографии.

Начнем, как водится, ab ovo. Михаил Нуайме родился в самом сердце современного Ливана – в христианской деревне Баскинта. По своему собственному признанию, будучи третьим ребенком в семье, Михаил долгое время не догадывался не только о дне, но и о годе своего рождения. Задавшись вопросом об «историографии рода» перед самым первым своим отъездом в Назарет в 1902 году, маленький Михаил был ошеломлен неопределенным ответом родителей и священника, помнивших один лишь день его крещения – праздник святого архистратига Михаила Архангела (8 ноября). Названный в честь деда и своего небесного покровителя, тринадцатилетний Нуайме вынужден был самостоятельно выписывать себе необходимое для поездки свидетельство о рождении[2]. Только в 1932-м, уже по возвращении из Соединенных Штатов Америки, писатель находит дома книгу «Краткая честная церковная история» со вложенной в нее квитанцией, из которой следует, что Михаил, третий из шести детей в семье Иосифа Нуайме, родился в октябре 1889 года. Дату же своего рождения писатель определил по-библейски «гадательно», через сновидение: так, вплоть до самого конца своей жизни, днем своего появления на свет Нуайме считал «увиденное во сне» семнадцатое октября[3].

О своем «детском высокогорье»[4] Михаил Нуайме замечательно писал сам. Уже в семьдесят лет, вернувшись на родину, он принимается за первый том своей автобиографической трилогии, в самом начале которой выводит следующую «карту» своего, на первый взгляд, далекого детства:

К востоку от Бейрута на отдалении пятидесяти километров и на высоте двух тысяч семисот километров и поныне подпирает небо гордая гора Синнин, быть может, самая знаменитая из ливанских гор. Эта вершина, шесть месяцев в году не прощающаяся со снегом, составляет с близлежащими холмами и горами нечто, напоминающее большое жерло вулкана или же огромный вопросительный знак, начинающийся у Шахруба и кончающийся у Собачьей речки. Часть этого знака многие называют «ущельем черепов»; это ущелье находится недалеко от Баскинты и ее «бейрутской» трассы… Там, под сосновыми лесами, на склонах Синнина скрыта от пытливых глаз красавица-Баскинта и ее кое-как рассыпанные дома и канавы, некогда прорытые могучими селями[5].

То, что Михаил долгие годы детства считал «краем земли», никогда не простится с его литературным alter ego: впоследствии ни один крупный роман или рассказ Нуайме не обойдется без сцен, скрупулезно воссоздающих величавые картины «высокогорного» Ливана.