Читаем Последний день полностью

Дорогой друг! То, что ты написал о «Сломленных крыльях», весьма красиво и верно. Твой стиль мне понравился. Надеюсь, я увижу тебя в стройных рядах наших молодых писателей – писателей этого нового века, что станет золотым веком наших заброшенных искусств. Прошу тебя, продолжай писать. Изучай всех наших писателей, начиная с ал-Язиджи и кончая стихотворцами последних дней, и пиши нам о них. Я хочу, чтобы все знали: они дали нам только шелуху своих панегириков, поношений и пустых, тяжелых речей. Надеюсь, ты станешь нашим Белинским или Сент-Бевом[15].

«Тогда меня не занимала никакая любовь, за исключением разве что любви к перу»[16], – так говорил Нуайме о времени первых своих критических и прозаических опытов. Опыты эти, занявшие все свободное время Мастера, пришлись по вкусу литературному «истеблишменту» арабской эмиграции, который, тем не менее, обошел молчанием временное закрытие «Искусств» в мае 1914 года. Примерно в то же время Михаил, опечаленный издательским провалом своего друга ‘Арида, получает от него свежеотпечатанный экземпляр романа Джебрана «Слеза и улыбка» с просьбой уже ставшего к тому времени известным ливанского писателя-эмигранта о критическом отзыве. Так судьба связала «арабского Белинского» и с Джебраном, и с газетой «Турист» («ас-Са’их») другого назаретянина, ‘Абдулмасиха Хаддада, охотно принявшего к печати отзыв на новое произведение великого ливанца. Кстати, немного позже к редакционной коллегии «Туриста» примкнет все тот же Насиб ‘Арида.

В этом вполне понятном воодушевлении и застала Нуайме Первая мировая война, приведшая на сирийско-ливанскую землю и солдат «Четверного союза», и ужасный голод 1915 года. Вдохновлявшие двадцатишестилетнего мужчину своей «космической глубиной» строки русских классиков впервые встретились с жестокой действительностью – с очевидностью и агрессивностью «чужой воли», обсуждению которой писатель посвятит не одно свое произведение.

Скажи мне, заклинаю тебя именем «свободы», которой ты молишься и которой гордишься: где достать свободы тому, чья жизнь связана с сараевской пулей, пущенной в тысячах миль от него самого? Ведь он не имеет к ней и к ее хозяину ровно никакого отношения!.. Эта пуля перекроила его жизнь, он вынужден был приспосабливаться к созданному этим куском свинца положению. Это ли твоя хваленая «свобода» – «свобода приспособления», но не «выбора»? Вот он – горький вопрос, навязанный моими думами, событиями моей жизни[17].

На помощь растерянному писателю вновь пришла Российская империя. В том же 1914 году Нуайме посетил новооткрытое российское консульство в Сиэтле для знакомства с консулом Николаем Вячеславовичем Богоявленским. Знакомство это оказалось не только приятным, но и весьма полезным предприятием: несколько дней спустя студент Нуайме был назначен на должность секретаря консульства с ежемесячным жалованьем размером сначала в пятьдесят, а после – и в шестьдесят пять долларов. Параллельно с работой в консульстве писатель участвовал в деятельности подпольного общества «Свободная Сирия», в рядах которого против турецкого владычества боролся и Насиб ‘Арида.

Журнал «Искусства» вернулся на критико-литературную арену Америки в мае 1916 года – «выпускного» года Нуайме, написавшего для первых номеров возрожденного издания рассказы «Бесплодная» и «Фестиваль смерти». Горячие просьбы ‘Арида о помощи редакции «Искусств» были наконец услышаны Михаилом, недавно получившим дипломы бакалавра искусств и права Вашингтонского университета: в августе того же года писатель прощается с Богоявленским и отправляется с тремя его рекомендательными письмами в Нью-Йорк, где селится в «сирийском квартале» Бруклина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рассказчица
Рассказчица

После трагического происшествия, оставившего у нее глубокий шрам не только в душе, но и на лице, Сейдж стала сторониться людей. Ночью она выпекает хлеб, а днем спит. Однажды она знакомится с Джозефом Вебером, пожилым школьным учителем, и сближается с ним, несмотря на разницу в возрасте. Сейдж кажется, что жизнь наконец-то дала ей шанс на исцеление. Однако все меняется в тот день, когда Джозеф доверительно сообщает о своем прошлом. Оказывается, этот добрый, внимательный и застенчивый человек был офицером СС в Освенциме, узницей которого в свое время была бабушка Сейдж, рассказавшая внучке о пережитых в концлагере ужасах. И вот теперь Джозеф, много лет страдающий от осознания вины в совершенных им злодеяниях, хочет умереть и просит Сейдж простить его от имени всех убитых в лагере евреев и помочь ему уйти из жизни. Но дает ли прошлое право убивать?Захватывающий рассказ о границе между справедливостью и милосердием от всемирно известного автора Джоди Пиколт.

Джоди Линн Пиколт , Джоди Пиколт , Кэтрин Уильямс , Людмила Стефановна Петрушевская

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература / Историческая литература / Документальное
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства
Искусство цвета. Цветоведение: теория цветового пространства

Эта книга представляет собой переиздание труда крупнейшего немецкого ученого Вильгельма Фридриха Оствальда «Farbkunde»., изданное в Лейпциге в 1923 г. Оно было переведено на русский язык под названием «Цветоведение» и издано в издательстве «Промиздат» в 1926 г. «Цветоведение» является книгой, охватывающей предмет наиболее всесторонне: наряду с историко-критическим очерком развития учения о цветах, в нем изложены существенные теоретические точки зрения Оствальда, его учение о гармонических сочетаниях цветов, наряду с этим достаточно подробно описаны практически-прикладные методы измерения цветов, физико-химическая технология красящих веществ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вильгельм Фридрих Оствальд

Искусство и Дизайн / Прочее / Классическая литература