Последний день

Книжка тонкая и гибкая, Оскалов складывает ее вдвое и убирает в карман. Она влазит туда аккуратно, лишь давит, стремясь раскрыться и дать себя прочесть. Потом. Все потом…

Проспект. Впереди виднеется неприметное серое здание. Нет ни вывески, ни указателя – незнающий человек пройдет мимо, даже не догадываясь об истинном предназначении места. Оно называется "ultimo modo", что в переводе с латыни означает "последний способ". Красивое название.

Саша останавливается перед ним, как раньше; смотрит. Абсолютно ничего особенного. Так, наверное, и должна выглядеть смерть. Ноги почему-то горят. Судя по всему, он почти бежал последние четыреста метров и (он смотрит на часы) обогнал время: без пяти минут двенадцать. Можно сбавить темп и немного напоследок подумать.

Оскалов выдохнул и осмотрелся – хотелось еще раз увидеть то, от чего он отказывался. Все те же дома, стоящие в ряд; между ними широченная улица, и на ней толпы людей. Они идут, неспешно вышагивая по брусчатке, обтекают Сашу, стоящего посередине, никуда не смотрят, ничего не видят. Они отдыхают от вечности – она, как известно, очень утомительна.

Нет, смотреть надо не наружу, а внутрь, внутрь себя. Что там?

Там тоже, что вокруг – пустота. Нет жизни – нечего терять. Триста тысяч дней по одной схеме: проснулся, уснул. А между… а между – пусто. Почти не было зацепок в памяти. Был сплошной однородный поток из разреженных событий и рутины. В нем тонули мысли и идеи, возникающие в моменты, когда организм все же приходил в себя из вечного состояния привычки. Да и мысли эти были безрадостны. Организм отвергал их, силился сохранить статус-кво, не хотел опасных изменений.

Но мысли, сформированные подсознанием, все же проникли в разум и запустили необратимый процесс: и вот он уже стоит здесь и смотрит на серое здание. Страшно ли? Пока нет. Рубикон еще не перейден: еще можно рвануть со всех ног куда-нибудь подальше, оттянуть момент еще на некоторое время, отсидеться, забыться. Можно, но от себя не убежишь. Так что нечего тянуть.

Оскалов вышел из людского потока и ступил на серую плитку лестницы. Раз. Два. Три. Ступени закончились. Серая дверь без ручки. Справа кнопка: «динь-дон», – это прозвучало лишь в голове, на деле звука не было и быть не могло. Оскалов начал ждать.

Он несколько раз видел со стороны людей на своем месте: все они также стояли и мялись перед серой неизвестностью. Они были самыми обычными, неотличимыми от бесконечного потока вокруг. Они отделялись, отпочковались от него и подходили к двери. И…

– Здравствуйте, вы кто? – заговорила кнопка.

– Я… Александр Оскалов. Я… – он подбирал нужное слово, – Я по записи.

– Секунду, – ответили ему на это.

Прошло некоторое неизмеримое время, за которое Саша успел изучить весь гранитный узор вокруг кнопки.

– Да, проходите.

Послышался тихий шелест, и дверь сдвинулась со своего места. Она отступила чуть-чуть назад и проскользила в сторону, освобождая проход. За ней было темно. Оскалов сделал шаг во мрак. Дверь снова прошелестела, отсекая оставшийся уличный свет, и мрак превратился во тьму. В глазах у Саши стоял белый туман, высвеченный ярким летним солнцем.

Здесь было прохладно – не в пример уличной жаре. Стояла сухая тишина. Глаза потихоньку подкручивали яркость, и вот впереди уже начинали виднеться желтые освещенные пятна; их ограничивали стены, вдоль которых, судя по всему, и нужно было идти. Узкий коридор вывел Оскалова в небольшую приемную.

– Здравствуйте еще раз, – раздался женский голос.

– Здравствуйте, – Оскалов еще не до конца привык к слабому свету и говорил неизвестно кому.

– Проходите сюда. Вот стул – садитесь. Извиняемся за такое освещение: экономим электроэнергию.

– И много уже наэкономили? – Саша шагал на голос, ища руками тот обещанный стул.

– Вот вы смеетесь, а нам счетчики ставят, – ответила девушка.

Теперь Оскалов различал ее, сидящую за дубовым столом в углу помещения. Он подошел и аккуратно сел перед ней на дубовый стул.

– Вам назначено на двенадцать, верно? – Она смотрела в экран компьютера, стоящего на столе.

– Да.

– Подождите немного, нужно заполнить бланки.

Тонкие пальцы девушки прыгали по клавиатуре, вводя данные Саши, из которых в недрах вычислительной машины в дальнейшем формировались очень важные отсчеты и статистики. Быстрые и точные движения рук завораживали, мягкое щелканье клавиш успокаивало.

Вдруг у Оскалова в голове зажглась ослепительная мысль: вопрос, который он тут же и выложил:

– А почему вы здесь работаете? Зачем?

Девушка посмотрела на него и ответила:

– А почему нет? Лучше, чем, как все – ничего не делать.

Саша кивнул. Мысль погасла. Оказалось, что это все он тоже уже обдумывал, просто не сразу вспомнил.

– Что, хотите к нам? – девушка печатала, краем глаза поглядывая на Оскалова.

– Нет, не хочу, – серьезно ответил ей Оскалов.