Последний день лета

В глазах осекшегося Новенького вдруг засветилось понимание. Все события, предшествовавшие Танаису, и все жуткие приключения в самом Танаисе и за его пределами вдруг сложились воедино, как долго не дававшийся кубик Рубика.

— Это вот то, что мы резались тогда, да? Жарко еще было? Всё как-то, ну, мутно. Это поэтому?

— Вы пришли на мой зов. Я слишком долго спал, попав в ловушку ритуала. Мне нужно было проснуться. Пробудить меня могли только четыре капли крови четырех чистых душ. Мне очень с вами повезло — на протяжении тысячелетий чистые души появлялись над моей усыпальницей очень редко и по одной, по две… Даже трех одновременно до вас я не встречал ни разу.

— А почему у нас раны тогда так быстро, ну, прошли? — вдруг вспомнил Новенький. — Как не было.

— Вы не слушаете, — совсем по-учительски упрекнул Степу демон устами Крюгера. — Возможности ваших тел безграничны. Я всего лишь помогаю вам сбросить оковы разума. Тогда, у моей усыпальницы, я прикоснулся к вам и…

— Заткнись! — вдруг заорал Шаман. — Заткнись, понял?! Уйди! Иди обратно в землю, я не знаю куда, в ебучий Танаис, мне похуй! Не лезь в мою голову!

Шаман злобно плюнул себе под ноги.

Потом улыбнулся.

— Людям не нужна моя помощь, чтобы пожирать собственные разумы, — улыбка Шамана стала, кажется, еще шире. Она меняла, корежила пропорции его узкого лица. — Вы так усложнили свои жизни, стали придавать так много значения несущественному, что…

Не переставая улыбаться, Шаман поднял лицо к небу. Снова начал сыпать паскудный дождь, но Саша даже не моргал, когда ледяные капли попадали на его глазные яблоки.

— А я ведь далеко не самое худшее из того, что вы могли разбудить, — продолжил он.

Новенький похолодел — и вдруг понял, что проваливается в сладкую вату.

Но ощущение прошло, так и не успев оформиться.

Ничего не изменилось. Шаман стоял у забора, потирая ушибленный кулак и морщась от капель дождя. Крюгер бубнил себе под нос бессвязные матюки, покачивался на табуретке и дергал волосы. Никто больше не улыбался. Спавший под курганами словно в последний момент передумал вселяться в его разум.

— Степа… — донесся из дома слабый голос бабы Гали. — Степочка…

Новенький сорвался с места и, позабыв обо всём, ринулся внутрь.

Шаман растерянно посмотрел ему вслед, собирался было что-то сказать — и осекся. Его челюсти вдруг сжались, в глазах сверкнула решимость.

— Витяй, — вполголоса сказал он. — Витяй, сюда послушай.

Витя недоуменно поднял голову. Голос друга звучал сбивчиво, нервно — так, как никогда раньше не звучал.

— Я пойду сейчас. Мне надо… Неважно, идти надо. Бежать. У меня там с братом порешаться должно.

— Так а чего ты, понял, сиськи мял? — Крюгер ухватился за повод не идти домой. — Темнеет, по ходу, уже. Сразу бы сказал, да двинули бы, куда там тебе надо. Я с тобой!

— Не надо со мной. Я пойду. Я не хочу, короче, со Степой, ну, прощаться. Я не смогу тогда…

Это «не смогу» прозвучало так трогательно, так беспомощно, что с Сани Шаманова словно в секунду слетели весь бокс, всё многолетнее общение с бандосами, вся бравада, вся его взрослость и уверенность в себе.

В жизни Крюгера было очень мало ситуаций, когда он не знал, что сказать, и даже что подумать. Это была одна из них.

— Так у тебя ж вещи там? — только и смог он выдавить из себя. — Ну, у Нового в доме.

— А?.. Да похуй. Тормозни Степу, если меня искать будет. И сам не ищи.

— Так а ты… — начал Витя, которому, с одной стороны, очень хотелось закончить этот разговор, а с другой — очень хотелось, чтобы этого разговора не было вообще.

— Всё, Витяй. Всё. Не могу больше. Пойду.

Шаман взялся за забор, собираясь через него перелезть, — выходить через дом был не вариант.

Остановился. Снова повернулся к Крюгеру.

— Ты скажи там, ну, Степе, чтобы Машку три раза в день не забывал кормить, а то он распиздяй такой, еще потом удивляется, что кошка…

Витя не дал ему договорить. Он вскочил с табуретки, в три шага преодолел разделяющее их расстояние и заключил друга в объятия.

Оба замерли.

Шаман порывисто выдохнул, всхлипнул и хлопнул Витю по спине.

— Всё, братан. Всё.

Через минуту во дворе его уже не было.

Из дома Новенького вдруг донесся истошный визг.

77

Степа ворвался в дом и споткнулся на пороге: бабушка стояла у окна, глядя незрячими глазами во двор.

Правда, сейчас ее глаза казались вполне зрячими.

— Ба?! Что случи…