Последний день лета

Шварц ничего не ответил, не поздоровался и не пожал Сисе руку (страшное нарушение пацанского кодекса чести!), опустился на скамейку, выудил из-за уха сигарету и вопросительно уставился на Сисю небольшими, близко посаженными глазами. Слава замешкался, потом всё понял, сделал клик-клик и поджег сигарету гостя. По уличным понятиям, делать это было западло: сигареты другим людям прикуривали халдеи и шестерки; то, что унижение случилось в присутствии ошалевшего Бурого, значительно усугубляло ситуацию. Сися не считал себя ни халдееем, ни тем более шестеркой, но Шварц заставил его подавиться пацанской гордостью, так и не сказав ни слова.

Наконец, Шварц заговорил.

— Че-как?

— Да ниче, просто, ну, сидим, пиздим, терки трем, — услужливо затараторил Бурый.

— Малолеток одних завтра наказывать будем, — перебил Сися.

— За какие косяки?

Бурый с обожанием уставился на Шварца. До этого они виделись всего пару раз; ну, как — виделись: Бурый случайно оказывался в присутствии этого невысокого жилистого пацанчика и потом несколько дней ходил под впечатлением. По четным дням двадцатисчемтолетний Шварц пропадал в качалке, по нечетным — в подпольной секции карате; его руки были оплетены мелкими злыми мышцами, а нос был не просто сломан, а неоднократно раскрошен, превратившись в уродливый отросток посреди лица. Ходили слухи, что Шварц отмотал пять лет в новочеркасской «малолетке», после чего вступил в бригаду Фармацевта, где пользуется славой наглухо перекрытого отморозка. Короче говоря, Бурый мечтал быть Шварцем, а Сися планировал стать Шварцем, причем в самом ближайшем будущем.

— Да охуевшие. На меня навыебывались, Буру за ногу укусили…

Шварц хмыкнул, выпустив изо рта сигаретный дым.

— За такое нужен спрос. Жесткий спрос, братан. Лохи если не уважают, это не только на тебе косяк — это на всём районе косяк, на всех нормальных пацанах.

Младшие серьезно покивали — воистину, Шварц был воплощением уличного кодекса чести.

Воплощение резко затянулось и продолжило:

— Я подтянусь.

— З-зачем? — вякнул Бурый.

Сися снова вклинился:

— Брат, нормально, мы порешаем. Че ты будешь… Там пиздюки реальные с восьмого класса, детский сад, трусы на лямках, гха-гха!

Вместо ответа Шварц щелчком бросил окурок Сисе в лицо. Полетели искры, Слава с ревом вскочил, одновременно хватаясь за щеку и пытаясь стряхнуть раскаленные точки со спортивного костюма «Adidas».

— Бля, че за дела?!

— Будешь мне указывать, что делать, — спокойно объяснил со скамейки Шварц, — я тебе глаза нахуй выковырну.

Челюсть Бурого в ужасе отвисла. Сися тер щеку, с ненавистью глядя на гостя беседки; на секунду его правый кулак сжался — но под спокойной одобрительной усмешкой Шварца тут же разжался обратно. Сися сдулся и сказал упавшим голосом:

— В четыре за гаражи придут.

— Вот и молодец, — издевательски ответил Шварц. — Всех вас, блядей, надо уважению учить. А то на словах не понимаете, борзеете, блять, думаете о себе что-то. А думать не надо. Нихуя хорошего от этого не бывает. Ладно, короче. Двину. Спокойной ночи, малыши.

Он хлопнул по коленям, поднялся и вышел из беседки. Перед тем, как снова раствориться в потемках, он что-то вспомнил и вернулся обратно.

— Слышь, Сисян. Пиздишь ты по-любому много, и сигарету подкуриваешь как шоха, но-о-о… Чуть на меня не рыпнулся. Я видел, не менжуй, нормально. Почти прыгнул, гха.

Сися не знал, что ответить, поэтому неопределенно хмыкнул. Он не знал, куда идет этот разговор, и ему было очень страшно.

— Вижу, пацан ты духовитый. Не будешь хуевничать — может, с Фармацевтом познакомлю как-нибудь.

Ого! Сисю раздирали мысли и эмоции. Хоть краем соприкасаться с бригадой Коли Фармацевта было мечтой каждого третьего пацана в городе — это значило, что все твои вопросы решены, под жопой иномарка, а в кармане кожана лежит пресс дурного бабла. Хори при виде тебя текут, лохи паникуют, а мусора… А с мусорами у тебя дела и общие интересы. Сися собирался было сказать что-то восторженное, но Шварц не позволил себя перебить.

— А может, и не познакомлю — нахуй ему лохи всрались, которые малолеток не могут к ногтю прижать. Кусают их тут, блять… — Шварц зло хмыкнул. — Покажешь завтра, как лох тебя уважать должен. Я проверю.

— Брат, увидишь! Поломаю гондонов! — запоздало подкинулся Сися.

Но Шварц уже растворился в темноте, из которой так неожиданно появился.

14

Пух сам понимал, как странно это звучит, но — он начал скучать по урокам игры на фортепиано. Оказывается, они удивительным образом структурировали его жизнь: школа была скучной необходимостью, фортепиано было мучительной и тоже скучной необходимостью, но после всего этого была — свобода!