Последний день лета

Было без десяти четыре. Южное солнце пекло макушку, во дворе Немецкого дома было тихо — не орали друг на друга соседки, не перекликались с балконов алкаши, не торопились с работы лохи.

Шварца видно не было. Сися почти убедил себя, что тот забыл о своем обещании поучаствовать в экзекуции и, наверное, пыхтит сейчас в качалке под весом штанги или занимается еще какими-нибудь упоительными делами начинающего бандоса. Сися снова мелко сплюнул себе под ноги. Блять! Этими делами должен заниматься он — вместо того, чтобы дожидаться каких-то недоделков, с которыми ему и связываться-то было западло.

— Хоба-цэ, а вот и пиздюки! — прошипел Бурый. С его плеч спал груз долгого ожидания. — Зырь, братан! Жалко их даже.

Восьмиклассники и в самом деле выглядели достаточно жалко. Залитый свекольным румянцем Пух еле волочил ноги — казалось, ему дорогá каждая секунда, оставшаяся до неминуемой расправы. Новенький пребывал в своем, как сказал бы Крюгер, зомби-режиме — отрешенный взгляд, бледное лицо, приоткрытый рот. Сам Крюгер при этом страшно бодрился, дергался и стискивал кулаки. Он явно считал, что ситуация была под контролем.

— Э, але, — рявкнул он.

— Ты еще что за залупа? — с веселым удивлением поинтересовался Бурый. — Подписка у этих демонов, что ли?

(Подпиской на юге России называли кого-то (как правило, старших родственников мужского пола), способного порешать и разрулить; выдернуть жертву из когтей жизненных обстоятельств; пояснить и раскидать, избежав потери денег, здоровья, самоуважения или всего этого сразу.)

— Вить, хватит, — в панике прошипел Пух.

Крюгер стиснул кулаки и рванул по направлению к старшакам; в стеклах его очков блестела ярость берсерка.

Сися молча пробил ему правый прямой. Поставленный удар швырнул Витю на землю, покатил по земле, вывалял в пыли и оставил лежать на пятачке между гаражами. Чудом не разбившиеся очки улетели в пыль. Бурый заухал.

Вот тебе и контроль над ситуацией, горестно подумал Пух.

Новенький продолжал смотреть в точку, расположенную в десяти сантиметрах над Сисиной макушкой.

Не обращая внимания на распластанную жертву, Сися в упор уставился на Аркашу.

— Это твоя подписка, что ли? Еб твою, жирный, мог бы че-то по-другому порешать.

Пух в ужасе смотрел на него, хлопая глазами и шевеля губами.

— Не слышу, блять?! — рявкнул Слава.

— Извини, — ляпнул Пух первое, что пришло в голову. Ничто из его жизненного опыта не готовило его к тому, что сейчас происходило.

— Поздновато извиняться, жиробасина! — торжествующе вставил Бурый.

Крюгер отскреб себя от земли, поднял очки и выпрямился, полыхая яростью. По его глазам было видно, что он готов прыгать на старшаков снова, и снова, и снова — пока не помрет или как минимум не получит серьезные увечья.

Парализованный страхом Пух вдруг понял, почему Витя с такой готовностью впрягся за них со Степаном.

— Ладно, жиртрест, начнем с тебя, — сказал Сися. — Я с пониманием, что ты не при базарах — за лоха впрягся и выгреб. Ну, будешь знать, как с ебанутыми корешаться.

Новенький прошипел:

— Убью!..

Сися не обратил на него внимания, продолжая обращенную к Пуху обвинительную речь. По законам улицы, чмошник должен был понимать, за что его наказывают, чтобы впредь не совершать непростительных проступков.

— Так что по легкой с тобой сегодня, свинина, — палец тебе сломаю. А, не, обожди, два пальца, гха-гха! Зато, слышишь, пруха тебе сегодня — сам выберешь, какие ломать.

Бурый истерически засмеялся, — но смех его прервал знакомый некоторым присутствующим голос:

— Э, братан. Братан! Ты че как баба? Че за выборы, блять? Поясняешь им, поясняешь — а всё равно пидорасничают. Поэтому об вас вся мразь ноги и вытирает на районе.

Из арки неспешно выдвинулся незнакомый старшак в кожане. Переломанный нос пеньком торчал на его плоском лице, а короткая стрижка была почему-то наполовину седой. Пух, никогда ранее его не видевший, подумал, что Сися и Бурый на его фоне выглядят как лохи из хора при Дворце культуры Обувной фабрики. Бравада Крюгера моментально сошла на нет — ситуация стала откровенно стремной.

Шварц не обратил внимания на протянутую Сисей руку, порылся в отвисшем кармане своих треников и вынул оттуда нож-выкидуху.

Лезвие щелкнуло и поймало луч вечернего солнца.

Сися отшатнулся, выпучив глаза.

Пух описался и побежал прочь, не разбирая дороги. Никто не попытался его остановить.

— Я тебя сейчас научу, — Шварц протянул Сисе нож, который тот неохотно взял, стрельнув глазами на пустые балконы. — Вон тот жирный сдриснул, да? Ты тему просек?

Он выжидательно посмотрел на Сисю, который непонимающе помотал головой. Шварц поморщился.

— Блять, че ты тупишь? Он, по ходу, не уважает тебя, понял? Срал на тебя, на твои постановы, на твой район.

— Так я… э-э-э… чего теперь?.. Он хер знает куда уже упиздячил…

Шварц недовольно сплюнул.

— Другому обсосу за него поясни. Любого выбирай — вон того гондона потыкай, чтобы мамка не узнала.

— Сука! Не смей о маме!.. — Новенький, о котором шла речь, затрясся крупной дрожью.