Последний день лета

Однажды после школы (на тренировку идти не было сил) Шаман взял Берту и решительно спустился к подозрительной машине. Страха не осталось; беспокойство за брата затмило все остальные эмоции и ощущения, включая инстинкт самосохранения. Он не знал, чтó скажет обитателям «восьмерки». Плана — не было. Если надо, он выволочет их из машины и будет впечатывать им в головы боковые, пока не отнимутся руки или пока его не застрелят.

Стёкла автомобиля были наглухо затонированы. Шаман накрутил на руку поводок, подтянул собаку поближе к себе и стукнул костяшками в стекло водительской двери.

Ничего не произошло.

Он стукнул настойчивее. Фары «восьмерки» были выключены, но двигатель вхолостую похрюкивал — глушитель, то есть, был на месте.

— Какого хуя ты тут делаешь? — неожиданно для себя закричал Шаман. — А ну, выйди сюда!

Он дернул ручку двери — заперто. Берта, почуяв близость какого-то замеса, заворчала.

Наконец, водительское стекло медленно, рывками опустилось на несколько сантиметров.

Кто конкретно сидит внутри, Шаман так и не рассмотрел — в щель высунулась рука, держащая раскрытое удостоверение с красными корочками. Прочитать имя владельца и разглядеть фотографию он не успел — только крылатый герб, синюю печать и закорючку подписи; рука скользнула обратно, а из закрывающегося окна донесся равнодушный голос:

— Пиздуем своей дорогой, молодой человек.

Менты обожали повелительное наклонение — Шаман сразу поверил, что в «восьмерке» сидят именно они. Бандиты так не говорят. Случайные люди («лохи», поправил в голове голос пропавшего брата) — тоже.

На негнущихся ногах он отошел от автомобиля, с трудом дождался, пока Берта сделает свои дела, и поднялся домой. Там Шаман бил кулаком по стене до тех пор, пока всё вокруг не стало засыпано штукатуркой и забрызгано кровью. За последние дни он похудел и ослаб; удары получались не очень сильными — еще неделю назад после такого выступления он точно раздробил бы себе кисть.

Спустя несколько часов, когда он сидел и тупо смотрел сквозь экран телевизора — кассета с фильмом «Кобра» (на наклейке сбоку красной ручкой и почему-то женским развесистым почерком с завитушками написано «Супербоевик! В главной роли Сильвестр Сталлоне!») закончилась и перемоталась обратно на начало, по телевизору теперь показывали помехи, — в дверь поскреблись.

Не помня себя, Шаман бросился открывать — мысль о том, что в подъезде мог стоять не брат, а те, кто за ним охотится, пришла уже после того, как он распахнул тяжеленную металлическую дверь.

В темном провале подъезда обозначился Биба — соратник Лехи по бригаде. (Либо это был друг Бибы по прозвищу Слон — все их путали.)

Гость выглядел не очень: разорванный на боку кожан, заплывший левый глаз, перемазанное лицо. Дышал он тяжело, словно долго бежал.

— А… — сказал Саша.

Биба (или Слон) выковырнул из кармана бумажку, сунул ее Саше в руку и, так и не сказав ни слова, побрел вниз по лестнице.

Шаманов развернул записку.

На обрывке коричневой упаковочной бумаги, перепачканной жиром и кровью, были нацарапаны карандашом два коротких слова.

Его качнуло. Буквы плясали перед глазами, никак не желая складываться ни во что осмысленное. Понятно было одно — писал точно Леха: его уродский почерк невозможно было спутать ни с чьим другим.

Шаман зажмурился до боли в усталых веках, постоял так несколько секунд и заставил себя сосредоточиться.

На бумажке было написано: «Не ищи».

40

— Может, он вообще, понял, помер, — сказал Крюгер. — Вот было бы заебись!

— Фу, что ты говоришь! Нельзя так!.. Хотя там как-то непонятно, — Пух настороженно оглядывался — Новым поселением его постоянно пугали родители; похоже было, что не зря. — Я слышал, как Аллигатор кому-то в коридоре рассказывал. Вроде один насмерть, один в коме, а еще один вообще в порядке, даже не поцарапался особо. А кто, что — он не говорил.

Новенький промолчал. Вся эта затея с провожатыми ему не нравилась, но отговорить Пуха с Крюгером было невозможно — каждый день после школы они вели его, как собачку, на 5-ю линию, оставляли у обгоревшего дома и отправлялись восвояси. На резонные вопросы Степы, чем они смогут помочь, если ненавистный Шварц действительно уцелел в аварии и поджидает его у дома, Аркаша повторял свою дурацкую присказку «один за всех и все за одного», а Витя просто делал вид, что ничего не слышит.

Нахаловка притихла. Не лаяли псы, не лаялись местные жители, окна в домах были закрыты. Даже Бычиха уже несколько дней не орала на Быка, что стало беспокоить Новенького — он уже подумывал постучаться к соседям и спросить, не случилось ли чего.

Степа поежился — кажется, с самого Танаиса он не мог согреться.

— Как пузо, Новый? — спросил Крюгер. — У меня, понял, вообще сразу нога прошла. Кровянку смыл дома — а там и нет ничего!