Последний день лета

— Суки, — прошипел Степан с земли. — Ненавижу! Ненавижу!..

Из арки Немецкого дома вышел немолодой жилистый мужчина в кепке; в руках он нес пустой трехлитровый баллон — очевидно, несмотря на ранний час, шел покупать пиво на розлив.

— Помогите! — крикнул Новенький сквозь пузырившуюся на губах кровь.

Сися отвлекся от записки и посмотрел прохожему в глаза. Несмотря на разницу в возрасте, мужчина испуганно отвел взгляд, покрепче прижал к себе баллон и засеменил в сторону улицы Красноармейской. Вон какие здоровые лбы, даром что малолетки!..

— Правильно, пиздуй! — гыгыкнул вслед Бурый. — Тут ничего интересного! Короче, приколи, братан…

— Заебал, нормально говори, — рыкнул Сися.

— По ходу, мамка у него померла недавно.

— Да батя замотал, за положняк такая тема, — объяснил Сися. — Это, короче, тема была с типом из Новочека, прикинь, — у него дед по синьке бабку топором уебал насмерть, га-га! Прикидаешь! Вспомнил, что она сто лет назад от него бляданула! Тут, по ходу, та же хуйня!

— Не-не, Сисюль, там написано, батя тоже крякнул. А-а-а! Блять!

Новенький не мог встать, поэтому на карачках подполз к Бурому и зубами вцепился ему в ногу сквозь скользкую штанину спортивного костюма. Сися выхватил записку у завывающего от боли и неожиданности товарища, скомкал ее в кулаке и присел на корточки. Когда он заговорил с Новеньким, его голос звучал безмятежно, почти радостно.

— Вот теперь ты попал, уебок. Реально, по-настоящему попал.

— Пустите его! — донесся откуда-то знакомый голос.

— Че, блять? — прошипел Сися, выпрямляясь.

Пух несся прямо на него, сжав кулаки и выпучив глаза. Он начисто забыл о своем тактическом приеме вычеркивания гопников из реальности; если бы еще минуту назад ему кто-то сказал, что он сам, по своей воле кинется на Сисю с Бурым, Аркаша бы покрутил пальцем у виска и засмеялся.

Сися был настолько ошарашен неожиданным прибытием кавалерии, что позволил Пуху выхватить записку и начать поднимать Новенького с земли.

Только затем, чтобы упасть рядом, получив сильный удар в скулу. Бурый гыгыкнул и встряхнул правой кистью.

— Хорошо пошла!..

Сися снова присел рядом, аккуратно вынул у впавшего в ступор Пуха записку и щелкнул пальцами в сторону Бурого. Ничего объяснять тому было не надо — он выудил из кармана и передал другу синюю пластиковую зажигалку «Bic».

— Нет!.. Суки!.. — прохрипел Новенький — и вскрикнул, получив от Бурого пинок в рёбра.

— Тихо, — скомандовал Сися, щелкнул жигой и поджег записку от Бычихи. Секунду все молча смотрели, как язычки пламени пожирают бумагу. Когда она догорела, Новенький прошипел:

— Убью.

Брови гопника поползли на лоб.

— Что-что, дружище? Не расслышал.

«Дружище», шатаясь, встал, посмотрел обидчику в глаза и раздельно сказал разбитыми губами:

— За это. Я. Тебя. Убью.

Пух в ужасе уставился на Нового. Бурый не знал, как вести себя в таких ситуациях, поэтому на всякий случай громко гыгыкнул. Сися не смеялся.

Новенький зажмурился, ожидая очередного избиения, но вместо этого Сися преувеличенно аккуратно стряхнул грязь с его рубашки, улыбнулся и заговорил нехарактерно приветливым голосом:

— Слушай сюда. Тебя как зовут, напомни?

Степа открыл глаза и рявкнул, брызжа кровью:

— Нахуй пошел!

Даже на это Сися почти не отреагировал — только дернул уголком рта, над которым пробивались редкие усики. В его глазах блестело радостное предвкушение, какое бывает у детей за несколько часов до Нового года.

Бурый попятился — он знал пацана, которого ровно за эти слова пырнули в брюхо ножом восемь раз и оставили истекать кровью в грязном переулке в районе набережной Дона.

— Смотри, дружище. Видишь, вон там гаражи? — Сися показал вглубь арки. — Жду тебя завтра в четыре во-о-он за той зеленой «ракушкой». Не сегодня только, а завтра. Ты понял? Ровно в четыре, после школы. Не опаздывай. …А если не придешь, — продолжил после паузы Сися, не глядя на неловко встающего с земли Аркашу, — я найду, где ты живешь, и узнаю, с кем, и всех их порежу. И мне ничего за это не будет.

— Сука! — взревел Новенький, которого снова начала захлестывать черно-красная волна. — Если ты хоть пальцем тронешь Бабу Галю или Машку!..

Он осекся, ненавидя свою несдержанность почти с той же силой, с какой ненавидел этих двух подонков.

— Видишь, Бурый? — сказал Сися, не переставая смотреть на Новенького в упор. — Лох сам всё нам рассказал. Даже по району кружить не надо.

Он покосился на Пуха.

— Кстати, жиртрест, ты завтра тоже к четырем приходи. А то ты охуел что-то совсем, я погляжу.

— Ваще, братан! Берегов не видят! — привычно подвякнул Бурый.

— Рот закрой, — тихо сказал Сися.

Бурый закрыл. Пришедший в себя Пух постарался, воспользовавшись размолвкой мучителей, увести Новенького в сторону школы. Тот упирался — окровавленный подбородок, белые от ярости глаза, до синевы стиснутые кулаки.

— Пошли, надо перед уроками умыться, — тихо увещевал Аркаша. — Они забудут до завтра. Пойдем, Степа!

Услышав свое имя, Новенький словно бы моментально сдулся. Он вяло оттолкнул Пуха и побрел в сторону школы, хромая на ушибленную ногу. Бурый крикнул вслед:

— Пиздуй, Степашка! Приятно познакомиться!