Последний день лета

Майор Азаркин моментально взял себя в руки, указал гостье на отсутствие необходимости в понятых, добавил об ответственности за противодействие следственным мероприятиям (бабка испуганно скрылась в лестничной полутьме) и повел подростка в ближайшую дежурную часть, благо располагалась она неподалеку, на улице Юфимцева. Задержанный по дороге вел себя так, как обычно ведут себя задержанные вне зависимости от возраста — даже (и особенно) ни в чем не виноватые: хныкал, бубнил что-то себе под нос и волочил ноги, словно оттягивая момент неизбежного прибытия в обезьянник. Вблизи от дежурки майор окончательно успокоился: мало ли что почудится на таких нервах и с недосыпа. Обычный малолетка, ну на голову немного трехнутый, но кто сейчас не, а? — задавал майор сам себе молчаливый вопрос. Сейчас помаринуем его немного в камере для смены обстановки, а потом и попрессуем по мелочи, чисто для острастки — вдруг он дядю Лешу Шаманова видел, пока ночью в гаражах шароебился? А не видел, так и ладно — пусть домой пиздует, мамку с групповухи ждет, и без него головняков достаточно.

На ступеньки РОВД майор вскочил уже своей обычной уверенной походкой.

— Да что же это, а?.. — продолжал причитать капитан. В потной ладони он комкал пустую и искореженную пачку «Петра I»; взгляд его по-прежнему был прикован к маленькому телевизору «Юность-406», стоящему на специальной настенной полочке.

Азаркин потянулся к телевизору и злобно ткнул в кнопку «Выкл.».

— А?.. Да?.. — вскинулся милиционер. — Товарищ майор, а нет никого. Кто на увольнительной, а кто просто… Ну, ушли.

— Это городское начальство пусть с вами разбирается, мне похуй. Ты мне определи задержанного в КПЗ, мне отойти надо. Вернусь — заберу.

Капитан непонимающе повертел спрятанной под фуражку ушастой башкой — никакого задержанного со старшим по званию не наблюдалось, только какой-то сопляк с придурочной улыбкой — судя по всему, немой. Сын не сын, не похож вроде, но, может, племянник — хрен разберет.

— Ну? — рыкнул Азаркин и подтолкнул оболочку Питона вперед.

Капитан снова заакал.

— А… Так ему в детскую комнату надо, мы таких не можем… По шапке прилетит, я ж под суд пойду…

Азаркин молча подождал, пока закончатся причитания, и раздельно повторил:

— Определи. Мне. Задержанного. В КПЗ.

Капитан еще похлопал глазами, открыл было рот, увидел выражение лица старшего по званию, сдулся и полез в ящик стола за ключами от обезьянника. В конце концов, не его это ума было дело — никакого начальства, может, завтра уже и вовсе не будет, а необратимо сломать собственную жизнь можно было прямо сейчас. Пришлый майор выглядел так, словно жизни ломать не только умел, но и любил.

Тут капитан кое-что вспомнил.

— А не получится ничего! Там один дядя отдыхает у нас уже. Я к нему малого не суну, да и вам не советую.

— Что за дядя? — заинтересовался Азаркин.

Улыбчивый малой молча переводил взгляд с одного мужчины в сизой форме на другого. Перспектива заехать в обезьянник с загадочным «дядей» его явно не пугала — точно ебнутый, решил капитан, и сразу обо всём с собой договорился. Ладно бы нормальный парень был! А так — больной и больной, всё равно не въезжает, что́ вокруг происходит. Правда, к нынешнему обитателю КПЗ даже больного, по-хорошему, не надо…

— Да патрульно-постовая приняла утром у детсада на Черепахина. Вроде обычный дядька, а непонятный. С собой только отвертка да изолента — говорит, из гаража захватил, дома розетку надо починить…

— Ты долго мне мозги будешь канифолить?! — заорал Азаркин. — Тебе, сука, звёзды жмут? Какая отвертка, какая изолента?! Ключ от КПЗ сюда, быстро, блять!

Капитан дернулся, как от пощечины, и быстренько выковырнул из стола искомый ключ. Он и сам не понимал, что́ его так смутило в безобидного вида дядечке, уже несколько часов тихо сидящем в КПЗ: может, дело было в милицейской чуйке, может — в недавних громких задержаниях Чикатило, черноколготочника Цюмана, геронтофила Краснокутского, батайского палача Константина Черёмушкина… Додумать свою мысль капитан не успел и, понукаемый нежданным гостем, повел лыбящегося пацана в обезьянник.

Когда в дежурке никого не осталось, экран выключенного Азаркиным телевизора «Юность-406» вдруг засветился. Нервный диктор всё так же сидел перед надписью «Экстренные новости».

— Мы прерываем нашу программу, — сказал диктор, тревожно поблескивая стеклами очков, — на самую смешную шутку в мире. А возможно, и за его пределами.

61

Несколькими часами ранее

Виктор Ильич Гужвий считал Цюмана дилетантом, Черёмушкина — колхозником, а Чикатило — просто очень удачливым человеком, чья удача в определенный момент закончилась. Он точно знал: если ты не хочешь, чтобы тебя поймали, — то тебя и не поймают.

А Виктор Ильич очень не хотел, чтобы его поймали.