Последний день лета

В глазах осекшегося Новенького вдруг засветилось понимание. Все события, предшествовавшие Танаису, и все жуткие приключения в самом Танаисе и за его пределами вдруг сложились воедино, как долго не дававшийся кубик Рубика.

– Это вот то, что мы резались тогда, да? Жарко еще было? Всё как-то, ну, мутно. Это поэтому?

– Вы пришли на мой зов. Я слишком долго спал, попав в ловушку ритуала. Мне нужно было проснуться. Пробудить меня могли только четыре капли крови четырех чистых душ. Мне очень с вами повезло – на протяжении тысячелетий чистые души появлялись над моей усыпальницей очень редко и по одной, по две… Даже трех одновременно до вас я не встречал ни разу.

– А почему у нас раны тогда так быстро, ну, прошли? – вдруг вспомнил Новенький. – Как не было.

– Вы не слушаете, – совсем по-учительски упрекнул Степу демон устами Крюгера. – Возможности ваших тел безграничны. Я всего лишь помогаю вам сбросить оковы разума. Тогда, у моей усыпальницы, я прикоснулся к вам и…

– Заткнись! – вдруг заорал Шаман. – Заткнись, понял?! Уйди! Иди обратно в землю, я не знаю куда, в ебучий Танаис, мне похуй! Не лезь в мою голову!

Шаман злобно плюнул себе под ноги.

Потом улыбнулся.

– Людям не нужна моя помощь, чтобы пожирать собственные разумы, – улыбка Шамана стала, кажется, еще шире. Она меняла, корежила пропорции его узкого лица. – Вы так усложнили свои жизни, стали придавать так много значения несущественному, что…

Не переставая улыбаться, Шаман поднял лицо к небу. Снова начал сыпать паскудный дождь, но Саша даже не моргал, когда ледяные капли попадали на его глазные яблоки.

– А я ведь далеко не самое худшее из того, что вы могли разбудить, – продолжил он.

Новенький похолодел – и вдруг понял, что проваливается в сладкую вату.

Но ощущение прошло, так и не успев оформиться.

Ничего не изменилось. Шаман стоял у забора, потирая ушибленный кулак и морщась от капель дождя. Крюгер бубнил себе под нос бессвязные матюки, покачивался на табуретке и дергал волосы. Никто больше не улыбался. Спавший под курганами словно в последний момент передумал вселяться в его разум.

– Степа… – донесся из дома слабый голос бабы Гали. – Степочка…

Новенький сорвался с места и, позабыв обо всём, ринулся внутрь.

Шаман растерянно посмотрел ему вслед, собирался было что-то сказать – и осекся. Его челюсти вдруг сжались, в глазах сверкнула решимость.

– Витяй, – вполголоса сказал он. – Витяй, сюда послушай.

Витя недоуменно поднял голову. Голос друга звучал сбивчиво, нервно – так, как никогда раньше не звучал.

– Я пойду сейчас. Мне надо… Неважно, идти надо. Бежать. У меня там с братом порешаться должно.

– Так а чего ты, понял, сиськи мял? – Крюгер ухватился за повод не идти домой. – Темнеет, по ходу, уже. Сразу бы сказал, да двинули бы, куда там тебе надо. Я с тобой!

– Не надо со мной. Я пойду. Я не хочу, короче, со Степой, ну, прощаться. Я не смогу тогда…

Это «не смогу» прозвучало так трогательно, так беспомощно, что с Сани Шаманова словно в секунду слетели весь бокс, всё многолетнее общение с бандосами, вся бравада, вся его взрослость и уверенность в себе.

В жизни Крюгера было очень мало ситуаций, когда он не знал, что сказать, и даже что подумать. Это была одна из них.

– Так у тебя ж вещи там? – только и смог он выдавить из себя. – Ну, у Нового в доме.

– А?.. Да похуй. Тормозни Степу, если меня искать будет. И сам не ищи.

– Так а ты… – начал Витя, которому, с одной стороны, очень хотелось закончить этот разговор, а с другой – очень хотелось, чтобы этого разговора не было вообще.

– Всё, Витяй. Всё. Не могу больше. Пойду.

Шаман взялся за забор, собираясь через него перелезть, – выходить через дом был не вариант.

Остановился. Снова повернулся к Крюгеру.

– Ты скажи там, ну, Степе, чтобы Машку три раза в день не забывал кормить, а то он распиздяй такой, еще потом удивляется, что кошка…

Витя не дал ему договорить. Он вскочил с табуретки, в три шага преодолел разделяющее их расстояние и заключил друга в объятия.

Оба замерли.

Шаман порывисто выдохнул, всхлипнул и хлопнул Витю по спине.

– Всё, братан. Всё.

Через минуту во дворе его уже не было.

Из дома Новенького вдруг донесся истошный визг.

77

Степа ворвался в дом и споткнулся на пороге: бабушка стояла у окна, глядя незрячими глазами во двор.

Правда, сейчас ее глаза казались вполне зрячими.

– Ба?! Что случи…