Последний день лета

– Да дохера ты понимаешь в боевых ранениях! – Крюгер подскочил к Аркаше, схватил его за запястье и дернул, пытаясь выковырнуть руку друга из кармана. – Че там у тебя?

Пух страдальчески зашипел и прижал стиснутый кулак к груди.

– Аркаш, ну правда, – встрял Степан. – Дай посмотреть. Вдруг у тебя там в рану что-то попало, мало ли.

– Новый, тебе что, понял, семьдесят лет? – не унимался Крюгер. – Отъебитесь уже от него, раскудахтались, как бабки. Всё по ходу в ёлочку!

Аркаша, никогда раньше не слышавший этого выражения и подозревавший, что Крюгер только что его придумал, наконец нашел в себе силы оценить масштабы ранений.

К его удивлению, ладонь выглядела не так уж страшно: пара тонких порезов, едва сочившихся кровью. Разумеется, если бы Софья Николаевна увидела то, что сейчас перед собой видит он, то Пух провел бы остаток дня в травмпункте Центральной городской больницы, а остаток месяца – под замком и без телевизора. Аркаша хмыкнул. Как говорил герой недавнего романа Гарри Гаррисона, написанного в соавторстве с Антом Скаландисом, «риск – наша профессия».

– Да нормально со мной всё. До свадьбы заживет! – мамина присказка прозвучала тупо и неуместно. – Пошли к причалу, отправляемся скоро.

Для убедительности он энергично махнул рукой в сторону реки.

Капля его крови описала дугу и упала на газон.

23

Двумя часами раньше

Качалка была подпольной и секретной, но тут были нюансы. Арендную плату за полуподвал, в котором она квартировала, не платил никто, никогда и никому – в какой-то момент подсобное помещение как бы само собой очистилось от хлама, гнилых досок и обломков старых велосипедов, а на месте всего этого образовались скамьи, тренажеры с ржавыми весами и штанги с нечетным количеством блинов («пидоры покрали, гха-гха», – объясняли эту ситуацию завсегдатаи). О существовании качалки знал весь двор и ближайшие окрестности; также все знали, что соваться туда ни в коем случае не следует, если ты не входишь в ближний круг Коли Фармацевта. А если вдруг из качалки доносятся чьи-нибудь крики о помощи, то лучше поскорее закрыть окно и заняться домашними делами – мало ли что.

Даже если это девичьи крики о помощи.

Шварц делал свои утренние подходы на грудак – штанга в его увитых вздувшимися венами руках казалась несуразно огромной, великанской. В углу полутемного подвала хрипел двухкассетник «Akai», сто лет назад отмаянный у какого-то залетного лоходрома. «Буду погибать молодым! – настаивал Мистер Малой. – Буду-буду па-а-агибать!»

По соседству пыхтели с гантелями еще двое пацанов из бригады Фармацевта, на которых Шварц периодически злобно косился. Биба и Слон были огромными мясными машинами – выглядели они так, словно целыми днями торчали в качалке: бицепсы размером с футбольные мячи, дельты как капюшоны у кобр, словно связанные из канатов ляхи. Шварц не понимал этой несправедливости: бычье заходило в качалку раз в неделю и лениво делало приседы, – а вот он часами уродовался на тренажерах и свободных весах, литрами колол стероиды, давился протеином, но всё равно не увеличивался в размерах. Мышцы у Шварца были рельефные, но мелкие, крысиные – словно кто-то зашил ему под кожу пригоршню мелких камешков.

Он поставил штангу на упоры над головой, выдохнул и сел, обливаясь по́том.

– Братан, а че бригадиры все жирные? – спросил Биба у Слона (или Слон у Бибы – Шварц даже не пытался запомнить, как кого из них зовут).

– Не гони, Фармацевт в поряде!

– Николай Ильич да, хотя пресс, по ходу, надо ему подкачать – мамончик уже появился, я в сауне видел в позату пятницу. А Хасим? Он пиздец свинота! Прикидаешь, он на бахчевых весах взвешивается, а то обычные давит нахуй!

Оба гыгыкнули. Хасим Узбек был одним из близких соратников Фармацевта со среднеазиатскими связями по анаше, маку и оружию; весил он килограммов триста и обладал пропорциями гигантского усатого пупса. По слухам, он не помещался даже в джип – ездил только в специальном микроавтобусе, что было, конечно, непочетно, но что ж поделаешь.

– Блять, да завалите вы, – рявкнул со скамейки Шварц. – Хасим вам яйца отрежет за такое.

Бандиты лениво его оглядели. По идее, Шварц стоял выше их в бригадной иерархии – Фармацевт делегировал ему самые кровавые и жуткие полномочия; организационная структура криминального Ростова, однако, имела и негласную табель о рангах. Биба (или Слон) вязко плюнул себе под ноги, не переставая буровить Шварца взглядом.

– Тут, Шварц, дело такое, – сказал бычара, дерзко улыбаясь. – Хасим-то нас, может, и покоцает, но для этого он, по ходу, сначала должен узнать, за что мы тут базарили. Слоник, ты же не вложишь братана?

Это был, получается, Биба. Его собеседник серьезно помотал головой.

– Красава. Я-то сам полюбэ пиздеть не буду. Так что варик по крысятничеству остается только один.

– Ты охуел, мразь?! – заорал Шварц, подкидываясь на ноги.