Последний день лета

В дверь качалки кто-то постучал с улицы. Все замерли и ошалело переглянулись. Те, кого ждали в качалке, никогда не стучали – они открывали дверь с ноги. Те, кого в качалке не ждали, ничего хорошего ее обитателям не сулили – оборзевшие мусора могли провести неожиданный рейд после пинков из Москвы; армяне могли отомстить людям Фармацевта за бойню на Центральном рынке; залетные дагестанцы были просто перекрытыми и не признавали никакой бригадной дипломатии; да мало ли… Слон с удивительной для его комплекции грацией присел на одно колено и поднялся, сжимая в кулаке десятикилограммовую гантелю.

– Иди открой, – прошипел Шварц Бибе.

Тот с неудовольствием повиновался.

Биба выглянул наружу, расслабил плечи и злобно сказал кому-то по ту сторону двери:

– Ты че, чухнарь, заблудился? Детский сад за углом.

Слон моментально потерял интерес к происходящему, с грохотом выронил гантелю, принял упор лежа и начал отжиматься от грязного пола. Биба от дверей повернулся к Шварцу – его лицо снова перекашивала гнусноватая улыбочка.

– Там это, понял, одноклассник твой дневник забыл.

– Что?.. Кто? – Шварц непритворно удивился.

– Да я не ебу, иди сам пообщайся. – Он подумал и добавил: – И пусть не шароебится тут больше, пока горя в семье не произошло.

По-прежнему ничего не понимающий Шварц подошел к двери, отодвинул недовольного Бибу и уставился на незнакомого школьника. Тот лыбился, прятал глаза и шумно втягивал сопли.

– Привет, Шварц, – сказал пиздюк.

Биба и Слон взорвались глумливым хохотом.

– Ебешь его?

– Или брательник его, понял!

– Одно другому не мешает!

Шварц дал себе обещание научить тупое бычье уважению, вышел наружу и грохнул за собой дверью, скрежеща зубами от бешенства.

– Ты еще кто? – прошипел он, оглядывая тихий двор. На улице никого не было, и это Шварца вполне устраивало.

– Я Питон, – сказал Питон.

– Нет, с сегодняшнего дня будет новое погоняло у тебя – Калека.

– Я просто… ну, это… – выдавил гость.

Скалиться он перестал, а вот втягивать сопли – нет; школьный фельдшер считал, что у него хронический насморк, и однажды даже написал по этому поводу тревожную записку родителям Питона. Тот ее поскорее порвал и смыл клочки в школьный унитаз: сопли были важным ингредиентом некоторых шуток. Не таких, конечно, смешных, как сегодняшняя, но тоже вполне удачных.

– Я тебя сейчас научу, – вдруг спокойно сказал Шварц.

– Это, я просто хотел что-то важное рассказать, – пролепетал насмерть перепуганный Чупров. – Но если не надо, то я не буду, в общем, я пойду.

– Что сказать хотел?!

Питон понял, что сейчас произойдет что-то непредвиденное и, скорее всего, кошмарное. Заикаясь и глотая сопли, он зачастил:

– Короче, те лохи, которых вы с пацанами за гаражами, ну… Они теперь всем говорят, что Шварц как баба, зассал восьмиклассника, – Чупрова понесло. – И гонят, что отловят Шварца, ну, то есть, тебя, и в рот нассут! Но они просто дураки и лохи, ты не думай, они ничего такого…

– Что-то еще? – перебил Шварц. Он звучал абсолютно спокойно и зубами больше не скрежетал, зато на его щеках выступили свекольные пятна румянца.

– А еще они, ну, то есть, мы, сегодня едем на экскурсию, так что мне надо бежать!

Он развернулся и, действительно, пробежал полтора шага – дальше не получилось, потому что Шварц схватил его за воротник футболки.

– Помогите! – вякнул Чупров.

– Куда. Они. Едут, – раздельно сказал Шварц, с каждым словом наматывая футболку на кулак. – На. Ебаную. Экскурсию.

Питон захрипел и заскреб носками сандалий об асфальт – он отрывался от земли, не в силах вырваться из железной хватки.

– Танаис!.. В Танаис!

Шварц отшвырнул кашляющего Питона в сторону, как куклу.

Самая Смешная Шутка в Мире становилась всё смешнее.

24

Речной трамвай полз по Дону мимо Зеленого острова: пологие берега, ивовые рощи и забывшие пожелтеть деревья, светло-серые песчаные пляжи – пустые, несмотря на аномальную жару. Речная вода, на которую Пух смотрел с палубы, была вязкой и зеленой, как варенье из крыжовника.

Он вяло почесал порезанную руку и попытался понять, почему ему хочется оказаться как можно дальше от речного трамвая, от Дона и от Танаиса. Никаких формальных поводов для этого не было, а домой совершенно не хотелось – Взрослая Хренотень достигла эпических размахов, папа иногда забывал побриться, а мама… Пух вздохнул.

Из-за спины донесся взрыв девичьего смеха. Аркаша обернулся: Аллочка рассказывала своей свите что-то ужасно смешное, вскидывая голову и тряся блондинским хвостом, перевязанным несколькими разноцветными резиночками. Обычно она не обращала на Пуха внимания, но тут поймала его взгляд, оскалилась и показала ему средний палец – так называемый «фак». Подруги зашлись хохотом; Юбка тоже начала было тянуть руку с пальцем, но встретила Аллочкин взгляд и отказалась от этой идеи.