Последний день лета

Звучало это так, словно он пытается успокоить себя, а не друга.

– Зачем мы вообще… Зачем мы поперлись… Блин…

Аркаша с ненавистью врезал кулаком по бревну, на котором сидел, и взвыл от боли – едва переставшие кровоточить порезы на руке снова разошлись.

Его кровь смешалась на земле с кровью Крюгера. Тот взглянул на алые пятна, выпучил глаза и начал что-то говорить. Его перебил Степа.

– Ладно, спокойно, – Новенький вдруг понял, что его больше не раздирает изнутри истерика. Он не сразу узнал собственный голос – так уверенно и ровно тот звучал. – Витя, снимай ботинок. Аркаша, рукой не тряси. Надо перевязать вас как-то, да я побегу скорую из автомата вызову.

– Удачи, – саркастически сказал Шаман. – Ближний автомат в Чалтыре. Если не в Ростове.

– Тогда по домам пойду. Кто-то точно поможет.

– Ага, догонят и еще раз помогут. Застрелят тебя тут нахуй, теперь уже по-настоящему. Брат говорит, в Недвиговке с Гражданской у каждого обрез в коровьем говне спрятан.

– Я не могу так больше! Вообще не могу! – Пуха начала колотить истерика.

Не обращая внимания на бедлам, Крюгер недоуменно рассматривал землю у себя под ногами – их с Пухом кровь куда-то исчезла. На брызги никто не наступал – их просто не было там, где еще несколько секунд назад они были.

– Пацаны, че за хуйня?! Тут, поняли, кровищей всё было перемазано, а теперь…

– А ну тихо, – оборвал его Шаман. – Палите.

Он показал в сторону реки. Там по пологому берегу тарахтела грязная двухдверная «Нива»; «мечта колхозника», как называл ВАЗ-2121 Леха Шаманов.

– Я же говорил – кто-то точно поможет! – обрадовался Новенький. – Сейчас до медпункта нас докинут, а там и в музей успеем до того, как экскурсия закончится. Ранки-то фигня у вас!

С момента встречи с Амелом прошло едва четверть часа – а казалось, что несколько дней.

– Откуда ты знаешь, кто там, – огрызнулся Шаман. – Может, отморозь какая-то.

– Да рыбаки, сто процентов! Кто еще будет по берегу на машине корячиться.

– В Мертвом Донце нет рыбы, – тихо сказал Пух. Его лицо покрывали капли пота; от жары, боли, страха или всего этого вместе было трудно дышать.

Они замолчали и с недоверием уставились на приближающийся автомобиль, откуда стала доноситься приглушенная музыка.

«Буду погибать молодым, буду-буду погибать молодым». Мистер Малой продолжал свой нескончаемый рассказ про алкоголь, никотин и ганджубас, – никто еще не знал, что сам он, в отличие от многих своих слушателей, молодым не умрет.

– А, ну ясно, – улыбка Шамана мелькнула и снова исчезла, как солнечный луч за облаками. – Колхозники наблатыканные. Серьезные пацаны в «Ниву» не сядут.

Он махнул рукой и оглушительно свистнул, заставив Пуха дернуться от неожиданности.

– Саша, что ты делаешь?! А если они тоже в нас стрелять будут?

Вместо ответа Шаман снова издал требовательный короткий свист и для верности крикнул:

– Э! Але-мале! Тормози!

«Нива» приблизилась и, действительно, остановилась неподалеку. Все ее стёкла, включая лобовое, были покрыты черной тонировочной пленкой – еще один безошибочный маркер мелкой районной шпаны. Наружу из «Нивы» никто выходить не спешил.

Шаман нетерпеливо цыкнул и пошел навстречу новоприбывшим. В его походку вернулась боксерская легкость, плечи выпрямились, лицо больше не было искажено болью – идиотский поход в Недвиговку приближался к концу. Саша холодно подумал, что для здоровья и, скорее всего, жизни Амела будет намного безопаснее скрыться из города и никогда в него не возвращаться.

Дверь с водительской стороны открылась.

Шварц спрыгнул с высокой подножки на песок и сказал:

– Пиздец вам, сучата.

По его лицу блуждали пятна малинового румянца.

Бурый на заднем сиденье «Нивы» заухал в предвкушении.

– Буду погибать молодым, – вякнул из магнитолы Мистер Малой.

28

Ольгу Васильевну мутило. Экскурсия провалилась – это она готова была признать первой: никто не слушал ни ее, ни других учителей; от жары плавились мозги; дети грызлись между собой (как всегда) и огрызались на преподавательский состав (а вот этого себе обычно почти никто не позволял). Хамство и грубость, думала Ольга Васильевна. Хамство и грубость. На периферии ее сознания вился обрывок мелкой, но очень важной мысли, зацепиться за нее никак не получалось; слава богу, вся эта затея с экскурсией, придуманная не в меру ретивой директрисой Ириной Вадимовной, подходила к концу. Еще полчаса, потом в Азов, потом домой. Она хотела лечь и закрыть слипающиеся глаза – было ощущение, будто Ольга Васильевна не спала несколько суток.

Одну секунду!