Последний день лета

Прогону Гитлера про день рождения он не поверил ни на секунду – дело явно пахло какой-то очень смешной шуткой, возможно даже, Самой Смешной. Воспользовавшись всеобщей суетой, он скользнул в сторону от «Икарусов» и засел в кустах, из которых отлично просматривалась пустеющая площадка. Когда приехал милицейский уазик, он навострил уши, но ничего интересного долго не происходило – менты со скучными лицами увещевали суетящуюся Ольгу Васильевну, а физрук просто пасся в отдалении. Питон с надеждой подумал, что Крюгера и его дебильных друзей мог поймать маньяк – если верить школьным слухам и подслушанным родительским разговорам, серийных убийц в области развелось немало. Чупров прикрыл рот ладонью и захихикал, представляя, как маньяк насилует и потрошит тупых недоделков. Вот это была бы всем шуткам шутка! Еще смешнее, чем та, которую он утром запустил в действие! Отсмеявшись, Питон снова затаился – может, ему даже удастся увидеть трупы! Почему-то он не сомневался, что Витя Крюгер и его гоп-компания живыми из Танаиса не вернутся.

Историчка не выдержала и зарыдала.

– Ну, может быть, вы хоть приметы запишете, ну, особые… Я не знаю, как это у вас… Ориентировку… Господи, мне же родителям их что-то говорить, темно уже! Степан Степаныч, ну хоть ты им скажи!

Физрук нехотя подошел поближе – он очень хотел, чтобы между ним и Танаисом тянулись километры, но при милиции слиться было невозможно. Степан Степаныч нервно хлопнул ладонями по карманам своих треников.

– Да что говорить-то… Товарищ капитан, сигаретой не угостите?

– Свои кури, – усатый прищурился, оглядел его специальным милицейским взглядом и перешел на кривой деревенский канцелярит. – А вы, уважаемый, употребляли сегодня? Вопреки вмененной обязанности надзора за личным составом?

Степаныч занервничал, но ответить ничего не успел – Васильевна зашлась криком.

36

Софья Николаевна тревожно листала записную книжку, скрючившись на пуфике у домашнего телефона. Натан Борисович взволнованно ходил по коридору – бесконечная ссора по поводу конституционного кризиса была временно приостановлена.

– Так, вот.

Софья Николаевна несколько раз дернула диск телефона и замерла, слушая гудки. Секунды сложились в минуту. Минута – в две.

– У Ольги Васильевны домашний не отвечает…

– Софа, ну, значит, экскурсия еще не закончилась. Мало ли что… Может быть, у них автобус сломался. Ты только представь, в каком состоянии находится областной транспортный парк!

– Так ведь ночь уже, – мама Пуха вскочила с пуфика и заметалась по коридору. Каждый раз, когда она пробегала мимо, Натан Борисович вжимался в стену – для них двоих прихожая была слишком узкой. – Надо кому-то из Аркашиных друзей позвонить…

– У него их теперь несколько? – приподнял брови профессор.

– Натан, ну какое это сейчас имеет значение! Вот если бы ты уделял собственному сыну побольше времени, то знал бы…

Она не договорила – записная книжка сбивала с мысли. Софья Николаевна нервно перевернула страницу.

– Так, Сухомлину бесполезно – там родители, веришь ли, грызутся целыми днями, дело к разводу. Просто трубку не возьмут, а если и возьмут, то толку никакого не будет. У этого мальчика, Степы, дом на Новом поселении без телефона… Что же делать-то?

– Всё равно звони Сухомлиным. Если что-то, не приведи господь, случилось, они позабудут свои дрязги. Не совсем же они… – Натан Борисович запнулся.

Мама Пуха театрально вздохнула, поморщилась и набрала номер, проговаривая вполголоса его цифры:

– Тридцать четыре… Пятьдесят восемь… Семьдесят семь…

Натан Борисович затаил дыхание. Несколько секунд ничего не происходило.

– Софа, ну что там?!

– Погоди! Не пойму. Видимо, какие-то неполадки на телефонной станции…

Вместо положенных длинных гудков в трубке щелкало и доносились какие-то звуки, похожие на приглушенное дыхание.

Софья Николаевна вдруг вспомнила, как рожала Аркашу; он был слабеньким и, появившись на свет, не кричал, а только тихо скулил. Акушер родильного отделения Центральной городской больницы тогда сказал ей:

– Нет, гражданочка, этот – не жилец. Не переживайте, вы еще молодая, здорового родите.

В груди образовался тяжелый липкий ком. Софья Николаевна готова была забиться в истерике, но не могла вдохнуть – мышцы горла свело спазмом.

– Алло, – вдруг сказали из трубки паучьим голосом.

– Ой, простите ради бога, не знаю вашего имени, – затараторила Софья Николаевна, стряхнув с себя оцепенение. – Это Худородова родители беспокоят, они с Витюшей друзья, так вот, мы хотели только спросить, вернулся ли ваш сын с экскурсии в Танаис, а то ведь темно уже, мы места себе не находим…

– Не переживайте, – было ощущение, что говорящий улыбается. – Он только что со мной говорил, они с… вашим сыном у друга в гостях, скоро придут. Экскурсия, говорит, удалась на славу.

– Спасибо вам огромное, – не выдержал Натан Борисович, нагнувшийся к трубке через плечо жены. – Мы, верите ли, так распереживались! А он не сказал, когда…

Зазвучали короткие гудки.