Последний день лета

– Сделал уже, сиди, – отмахнулся майор. – По баблу как решили, так и будет на первое время. Не, ты посматривай, кто ходит. Имена спрашивай, фамилии, кто, что. Записывай или запоминай, это мне похуй. Главное, мне сообщай; будем с тобой, Ситников, вместе охранять социалистическую законность.

Единственной мыслью, пульсирующей в Сисином сознании, было повторяющееся слово «пиздец».

– А как до следствия дело дойдет, если дойдет, я там сообщу кому надо, что ты сотрудничал, в полной мере осознал, вся такая хуйня. По минималочке оттянешь – и на свободу, как говорится, с чистой совестью!

– Так они ж мне не скажут…

– Проси паспорт предъявить, – хохотнул Азаркин. – Или расписки пусть пишут. Придумаешь. А, да: Узбеку, конечно, ты можешь про этот наш разговор спиздануть, но я того, что с тобой тогда будет, даже врагу не пожелаю. А врагов у меня, Ситников, дохуя.

Не попрощавшись и не удостоверившись, что Сися его понял (в этом он был уверен), майор поддернул воротник дубленки, развернулся и скрылся в слякотной темноте Александровки.

– Сука, сука, сука! – шепотом закричал Слава, на автомате врезал искалеченной рукой по стене хибары – и захлебнулся криком боли. В то, что всё это происходит именно с ним, поверить было невозможно; ему словно снился очень страшный сон, никак не желающий заканчиваться.

Он с подвываниями вернулся в дом, подумал сделать еще пару напасов, но заставил себя тормознуться. Распахнув скрипящую дверь во вторую комнату, он уставился во тьму и хрипло сказал:

– Имя! Как зовут?

– А что, собственно… – забормотали из комнаты.

– Зовут тебя как?!

– Так я, это, С-степан…

– Фамилия? – рыкнул Сися.

– Чья?..

– Сука, фамилия твоя какая?! Глаза выну!

– Р-р… Рибизинский, – пролепетал из комнаты угашенный героином бывший физрук средней школы № 43 имени Невского В. И.

67

– Это че было, пацаны?! Это че за хуйня?!

Крюгер бился в самой натуральной, а не своей обычной напускной истерике. Он в потемках носился кругами по двору Аркашиного дома прямо сквозь лужи, кучки мокрых листьев, драные пакеты и растекшиеся грязевыми озерами клумбы.

– Вить, не суети, заебал, – Шаман сидел на лавке у подъезда и напряженно разглядывал собственные ладони, словно ожидая от них какой-то подлянки.

Чем закончился урок химии, Пух не помнил: в плену сладкой розовой ваты время не ощущалось. В себя он пришел уже в раздевалке на первом этаже, но самым странным было даже не это – а то, что он держал в вытянутых руках Аллочкину куртку, помогая девочке одеться. Парализованный ужасом, Пух замер, ничего не ответил на подозрительно теплое «спасибо» и под крик Кости Кима «Женишок!» на прямых ногах вышел из школы, сдерживая рвотные позывы. Свою ветровку он при этом забыл – ее потом принес Крюгер.

– Я, понял, хер знает, чего от тебя ждать теперь! – продолжал орать Витя. – Зарежешь еще! Это из-за твоего бокса, по ходу! Отбили мозги нахуй!

Шаман даже не огрызнулся. Собственного выступления у доски он тоже не помнил – осталось только ощущение опустошенности, как будто он сходил в тяжелый нокаут. Может, и прав был Крюгер насчет бокса. Правда, Саша уже несколько недель нормально не занимался, да и когда занимался, то в голову пропускал нечасто – уж точно не до контузий.

– Нет. Это с Танаиса началось.

Крюгер прекратил бегать и уставился на Новенького. Пух, до этого отрешенно смотревший в стену, навострил уши.

– Там, помните, после того, как Шварц меня порезал, случилось что-то. Я думал – умираю. Всё как липкое стало… А потом прошло и не возвращалось. Вот недавно только что-то такое похожее было.

– Да то хуйня! – вклинился Крюгер. – Мы там в ахуе, понял, все были. Когда весь замес начался, было как мешком по голове ебнули. Я, короче, поняли, у бабки был в Новочеке, там пацан базарил – типа, он ночью с кровати наебнулся, затылком на пол, и тупить начал: тут помню, тут не помню… А потом прошло, по ходу! Может, тут такая же тема. Пересрали просто, я ж говорил уже. Вы ссыкливые все, поняли, вам надо ужасы смотреть. Закаляет психику!

– Нет, Витя, – подал голос Пух. – Степа прав. Там, на Мертвом Донце, мелькнуло что-то. И пару дней назад еще раз. А сегодня по-настоящему накрыло. Это всё одно.

– Да вы ебнулись просто все, как Питон, – упорствовал Крюгер. – Тоже, поняли, бомжей жрать начнете.

– Там не бомж был! Просто какой-то старичок!

– А старичков нормально жрать, да?! Всё, пиздец, вас в дурку надо всех. Я домой пошел, заебали!

Витя злобно рванул в сторону улицы Текучева. Внимания на это никто не обратил.

– Парни, я что вспомнил, – сказал Шаман. – Мы ж резались там все, помните? Я палец ножом цепанул, Пух о бутылку покоцался, Степу тот черт пырнул, Крюгер через грабли наебнулся…

– Это была кочерга, понял! – донеслось из темноты. Идти домой Витя передумал – и просто маячил за пределами пятен фонарного света.

– Это всё, по ходу, к одному, – закончил мысль Саша.