Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй

– И что, франки не преследовали наши полки? – с непониманием переспросил князь.

– Нет, княже. Они и сами еле держались, и готовы были отступить, когда команда к отступлению прозвучала из наших рядов. Получается, что разошлись почти миром.

– А что Рунальд говорит о Веславе? – мысли князя Бравлина перебегали с одного неприятного известия на другое, не менее неприятное, и он не мог понять, что для княжества хуже – потерпеть поражение в бою двух конных полков или потерять на какое-то время, если не насовсем, воеводу Веслава. Вторая потеря, кажется, виделась Бравлину более тяжелой, и потому он проявлял беспокойство, заметное тем, кто хорошо знал князя.

– Рунальд только головой качает, – сказал один из воинов, что заносил воеводу в избушку. – И шипит при этом по змеиному. Похоже, дело Веслава плохо.

– Тогда у всех у нас дела плохи, – сделал вывод князь Бравлин. – Они и без того, прямо скажу, тяжелые. А потеря такого воеводы будет для нас особенно тяжелой. И именно по этому вопросу я хотел с тобой поговорить, княжич. Если, конечно, ты сейчас в состоянии ясно мыслить и принимать взвешенные решения…

– Я не скажу, что могу уже сейчас повести своих воев в бой, но мыслить я могу, а за свои решения отвечать готов всегда.

– Тогда давай отъедем к костру, поговорим там, и руки заодно погреем. Кстати, а второй костер для чего приготовили?

– Погребальный, княже, – сказал сотник Бобрыня.

– Надеюсь, на для Веслава приготовлен?

– Нет, княже. Это для стрелецкого десятника Парвана.

– Он погиб? – переспросил Русалко.

– Он сказал, каким ядом отравлена стрела, что была пущена в княжича. Сказал змеям, которые читали его мысли, и передавали их Рунальду. А потом умер от страха, когда змеи смотрели ему в глаза.

– Не все змеи, а только одна – Парим. Парим умеет говорить с людьми и со мной. Он говорит глазами. И приказал Парвану умереть. Можете забрать тело в костер. Змеи оставили его… Заходите в избушку, забирайте.

Решиться зайти смогли только двое – сотник Заруба и сотник Бобрыня. Они уже встречались с этими змеями, и благополучно покинули избушку. Остальные змей боялись. По времени года змеям давно уже было бы пора спать в своих норах. А когда змея просыпается не вовремя, она всегда чрезвычайно злая и сердитая. И потому опасная.

– Здрав будь, Рунальд! – сказал Бравлин.

– Тебе того же желаю, княже, – проскрипел в ответ «пень с бородой».

– Скажешь мне что-нибудь про здоровье Веслава?

– Скажу, что попробую оставить его в живых. Но ходить он уже никогда не сможет. У него отнялись ноги. Это вылечить невозможно даже самому лучшему лекарю короля Карла, – жалтонес отвесил почти издевательский поклон графу Оливье, который на него не отреагировал. – Когда разрублен ствол позвоночника, человеку не дано управлять ногами.

– Значит, совсем плохи дела нашего княжества, – сделал вывод Бравлин.

– Русалко, коня мне… – распорядился Гостомысл.

Но коня княжичу уже подвел Телепень. И княжич прямо с крыльца сел в седло, не взлетел в седло, как он это делал, будучи здоровым, с земли, а просто сел, бросил приглашающий взгляд на князя Бравлина, и поехал к горящему возле шалаша небольшому костру, предоставив своим воям возможность позаботиться о погребении своего несостоявшегося убийцы.

Тем временем Русалко дал знак, сидящий неподалеку в седле стрелец протрубил в берестяной рожок, и две полусотни стрельцов выехали из леса, стали стягиваться к избушке. Но тут Телепень поднял руку, призывая всех к тишине. И сам прислушался.

– Опять кто-то едет. Много воев. И это – франки. Теперь я точно говорю, это франки. Звон доспеха совсем другой. Кольчуга шелестит, а броня звенит.

Русалко сделал еще один знак, и стрельцы вернулись на свою недавнюю позицию. А вои-вагры, прибывшие со своим князем, частично спешившись, выставили щиты, и встали плотным строем, ощетинились копьями. За их спинами встали готовые к бою конные дружинники.

Граф Оливье подъехал ближе к крыльцу, и обратился к Русалко.

– Не бойтесь. Пока я здесь, среди вас, никто не посмеет на вас напасть.

– Не обижай нас, граф, своим отношением. Мы не боимся франков. Мои стрельцы только сегодня уничтожили несколько сотен твоих рыцарей у реки. И уничтожат еще несколько сотен, если кто-то проявит к нам враждебность.

– Сотня уничтожила несколько сотен! – усмехнулся с недоверием Оливье.

– Будь уверен, граф, и я готов отвечать за свои слова… Не только ты с маркграфом Хроутландом умеешь драться с численно превосходящим противником. Мы с таким часто сталкивались. Только мы всегда остались невредимыми, и даже в плен ни разу не попали. И на длину копья к себе никого не подпускали, не говоря уже про мечной удар. В этом и твои соотечественники уже имели возможность убедиться.

Должно быть, Оливье было неприятно слышать такие речи. Если бы речь сотника стрельцов касалась его одного, граф не удостоил бы такое высказывание вниманием. Кто такой этот говоривший – просто молодой славянский сотник. Даже не рыцарь. Но, в данном случае, речь зашла и о королевском племяннике маркграфе Хроутланде. И это Оливье задевало больно.