Последний день Славена. Том 1

– Ну-ну, стало быть, ошибся я, ладно… – воевода в очередной раз вздохнул. – Так поезжайте к своему посаднику. Может, он надумает к нашему боярину Лебедяну в гости заехать, чтоб дела утрясти… И воеводу Блажена потревожьте, пожалуйтесь. Он посаднику свое слово тоже сказать может. Глядишь, дело с места и сдвинется.

– Так именно, – подтвердил боярин Лебедян. – Ступайте…

Рушане переглянулись, подтверждая один другому взглядами, что здесь им делать больше нечего, и вышли, понурив головы.

Посадник Лебедян дождался, когда в коридоре стихнут шаги городского стражника, провожающего гостей. Пользуясь положением, Лебедян держал для охраны дома не только собственных слуг и обязательных ему по положению дружинников, но и городскую стражу, подражая в этом княжескому дому, который, впрочем, держал у себя стражу не городскую, а собственную, из своей дружины. Городской казне такая привычка посадника обходилась дорого, но Лебедяна побаивались и молчали, потому что городская стража, в том числе и тайная, наблюдающая за умами горожан, находилась под его попечительством, и болтливые языки быстро укорачивались, и, порой, вместе с туловищем, у которого внезапно начинало не хватать головы. В торговых делах всегда найдётся причина, чтобы туловище согласно закону, а не как-то своевольно, укоротить.

– Новости есть? – спросил посадник.

Воевода присел за стол, и отодвинул от себя посудину с мёдом.

– В основном те, которые я сам создаю, но они тебе малоинтересны. А другие и новостями-то не назовёшь, скорее, простыми текущими неприятностями.

– Неприятностей нас теперь всем след ждать. Так что случилось?

– В Русе захватили четверых моих «ползунов». Один, правда, вырвался. Выехал в стогу сена, и даже шапку где-то потерял. Уверяет, что кто-то их предал.

– Кто? – посадник встал.

– Вот это и я хотел бы знать. У меня нет тайной стражи. И потому тебя просить буду. Разберись с этим делом… И ещё.

– Что?

– Они наших «ползунов» захватывают. И наверняка своих к нам шлют. А знаем мы их?

– Знаем? – переспросил Лебедян в свою очередь, умело, одной только репликой, возводя вопрос воеводы в вину ему.

– А след бы знать. Тоже поискать надо бы.

– Значит, будем искать. Опять на меня взваливается. О-ох! Как такой груз тянуть – одно, другое, третье… Правду скажу, людей у меня сейчас маловато. Всех загрузил другим, да ещё бы по-возможности подыскал.

– Сейчас это самое важное.

– Важное всё! – не согласился Лебедян. – А самое главное, что чернь роптать начинает открыто. В городе войны с варягами никак не хотят… Купцы ещё молчат. Им война тоже сначала по карману бьёт, а потом карман набивает, и все это знают. А черни ни терять, ни приобретать нечего. Вот головы и забродили, как квас перекислый…

– Добродить не успеют, как варяги под стены пожалуют.

– Вот и хуже всего это, что не успеют. Варяги пожалуют, тогда нам с тобой уже не до смутьянов будет, – а теперь посадник ловко свои заботы на плечи воеводы переложил. И Первонег знал, что при любой неудаче боярин повинится, и скажет, что недоглядели они с воеводой, а при удаче про воеводу в одночасье забудет. – Они совсем и распояшутся. И не укоротить потом. Бунт, чего доброго, затеют. Потому и думаю пресекать нам с тобой это дело надо в корне, сразу.

– Однако всё ж мои просьбы тоже не оставь, – настойчиво, твёрдым голосом попросил воевода, и поднялся.

– А что варяги бьярминские, не прибыли ещё?

– Если б прибыли, они уже оружные под стены встали б. Тебе б, надо думать, сразу и доложили. Первей, чем мне.

И воевода вздохнул снова.

Боярин Лебедян считать умел хорошо, но уже устал считать эти вздохи, и сделал вывод, что настроение у воеводы неважное, а, может, и дела идут не так, как хотелось бы…

Глава двадцать вторая

Белый конь графа Оливье ростом выделялся среди других коней, и сам граф тоже не считался человеком маленьким. В итоге он возвышался над сопровождающими его франками и воями-славянами, окружившими их, чуть не на целую голову, даже если не принимать во внимание перья на графском шлеме, которые делали его ещё более высоким, тогда как славяне никогда перьями шлемы не украшали. Так группа проехала по мосту через ров к главным городским воротам, расположенным со стороны Замковой горы. Сама гора, и строения на ней, большей частью деревянные, но частично и каменные, от ворот видны были хорошо. А над всем этим, нависая над стеной, стоял княжеский замок с каменными стенами, пусть и не слишком высокими, но, благодаря высоте самой горы, казалось бы, неприступными.

Граф Оливье впервые оказался в такой близости от известной твердыни славян на границе с германским и, одновременно, со скандинавским миром, и рассматривал увиденное с интересом, впрочем, достаточно односторонним, поскольку Оливье не знал ничего другого в жизни, кроме войны, и любое укрепление оценивал не с точки зрения зодчества, а только с точки зрения возможного разрушения.