– По порядку начну, как сначала было… Вот… Князь Буривой, как княжича Гостомысла проводил до ворот, к себе в терем вернулся, и так ни разу боле не выходил… Даже, сказывали, по горнице не ходил… Но на лавке, где ему постелили, как обычно, у окна, лежать не желал, как настоящий вой. Спал за столом, в доспехе и при мече. Однажды даже попросил коня оседлать. Но сам опять не вышел… А четвёртого дня стол сломал. Долго думал, потом кулаком по столу ударил, и сломал посредине – сразу все доски проломил. Новый приносить не велел. Потом просто так сидел, без стола, и волхвов к себе боле не подпускал. Они ходили раньше один за другим, всё ему сказывали, за что ему так, а помочь не могли, вот княже и молвил, что хватит, мол… А вечером опосля того, как стол сломал, слёг на лавку, и только слуг средка[114]
зовёт, да гонит быстро… Порой из разума выходит. А как нормальный, так всё по старому, в ясности… И разведку кругом Карелы высылает, и разведчиков сам слушает…– А тебя когда послал?
– Третьего дня же, с ночи, когда слёг, и лёжа же наставлял.
– Быстро же ты добрался.
– Двух коней сменил. Одного чуть не загнал.
– Ладно, отдыхай. Ко мне идут. Это, должно, городской воевода с посадником. Как соберусь, тебя поднимут. Проводником нам будешь.
Вадимир встал, чтобы встретить на сегодняшний день двух главных после него людей в Славене, и решить, как оставаться городу в таком трудном и даже опасном положении…
Первым, занимая весь дверной проём, вошёл широкоплечий воевода Славена Первонег, уже при доспехах, как воеводе и полагается, словно и ночь в них провёл, что тоже вполне вероятно, как знал Вадимир. Из-за крутого плеча воеводы, едва прикрытого собольей, до колен, накидкой, заглядывал в горницу высокий и худой боярин Лебедян, умный и расчетливый посадник города. Гонец уважительно уступил им дорогу, и вышел, быстро и плотно прикрывая за собой дверь, чтобы не напустить в горницу холода из сеней.
– Вижу, вести какие-то из Карелы сослали? – густым раскатистым баском спросил Первонег. – Вести пришли, княже? Делись…
Отголоски вопроса эхом прогулялись под потолком. Вадимир давно привык к таким отголоскам, звучащим даже тогда, когда воевода говорит шёпотом. И что гонца он в первом попавшемся на глаза вое признал, тоже не удивило. У воеводы глаз намётанный, он и сам порой не понимал, откуда что знает, но знал точно.
– Проходите… Есть вести…
Воевода с посадником расселись по лавкам у стола. С торца сел сам княжич.
– Мне сегодня уехать необходимо… В Карелу…
– Вот тебе и война на подходе!.. – недовольно сказал воевода. – Тут, на месте, незнамо что начинается, а тебе, княжич, ехать приспичило… Я ж ночь, почитай, не спал, «ползунов»[115]
ждал. С рассвета вот с Лебедяном обсудили дело, и собрались уж, было, к тебе идти, а тут – самих зовут…Посадник, как всегда, молчал. Лебедян вообще, по складу характера своего, отличался вдумчивой молчаливостью, и говорил что-то, только основательно перебрав возможные варианты ответа, чем был похож, как, впрочем, и лицом, и статью, на посадника Русы Ворошилу. Посадники должны свой чин и крепость своего слова беречь, потому так и ведут себя. Обычно они с Ворошилой находили общий язык, если могли встретиться, и всё обговорить. Но договориться можно было лишь тогда, когда и для того и для другого посадника очевидной была выгода своего города. Сейчас ещё ни один из посадников не знал всех обстоятельств конфликта, и пока договариваться было рано. Но потом могло уже быть поздно. Потому посадник и готовился пораньше навестить княжича.
– Меня батюшка вызывает, – сообщил Вадимир. – Плох он совсем, а Гостомысл уже далеко, не вернуть… Так, что «ползуны» сказывают?
– Двое в Русе ночевали. Только-только вернулись. Неспокойно в городе. Народ шепчется, хотя знает мало… Дружина, говорят, готовится. Вызвали варягов из Бьярмии…
– Много?
– Говорят, до трёх тысяч…
– И сколько тогда Руса всего под копьё выставить сможет?
– А коли захотят, десять тысяч воев наберут, никак не меньше. Это простой люд не трогая. А с простым людом и все тридцать выставить могут, а то и более.
– А мы в три раза меньше, даже если из ближних крепостиц всех соберём… – задумался Вадимир. – Но этого-то должно хватить?
Как всякий княжич, Вадимир вырос, с детства находясь рядом с воинами, и прекрасно знал, что соотношение один к трём при обороне городских стен считается равным положением.
– Вообще-то, – согласился Первонег, – хватить должно. – И у нас тоже народ свой есть, и тоже дом свой оберечь желает.
– Кто русов поведёт? Старый Блажен проснётся? Или сам князь Здравень в санях с бубенцами на сечу поедет?
– Говорят, воевода Славер из Бьярмии. Хороший вой. Он с детства Войномира воспитывал, учил его бранным премудростям. За своего воспитанника на кол полезет…
– Слышал про такого. Батюшка князь Буривой о нём отзывался… Умен, опытен, и зело опасен! Но ты, думаю, тоже ему ни умом, ни опытом не уступишь. И опасен для него, как противник.
– А если русы перебросят из Бьярмии ещё тысячу, а то и другую? Там у них есть. И не долго подогнать по надобности. Тогда как?