– Отец мой, князь Вильчан, с тех пор, как вече в Русе выбрало князем города не его, а Здравеня-старшего, если ты помнишь, княже, держал сильную и многочисленную дружину, которую по частям сдавал внаём купцам из разных земель для охраны обозов[136]
. Мне дело перешло после смерти отца по наследству, но это занятие показалось хотя и выгодным, но скучным, потому что самому в нём участвовать не приходится, а в мои годы и при моём характере хочется всё попробовать самому. Я собрал всех людей отца, и сколотил самую сильную дружину в Русе, с которой сумел быстро вернуть варягам отвоёванные у них словенами земли в Бьярмии. Правда, справедливости ради, следует сказать, что вместе с моей дружиной в сражениях принимали участие и дружинники князя Астараты, но сам Астарата, в соответствии со своим возрастом, предпочитал в ратные дела не вмешиваться, и наблюдал за сечей издалека. Чем дальше, он считал, тем лучше. Кроме того, во всех походах рядом со мной неизменно был воевода Славер, и я благодарен ему за то множество ценных советов, что он мне дал.– Князь Буривой – сильный противник для любого полководца. Как ты, такой малоопытный, сумел победить его? Меня, признаюсь, это сильно удивляет, – сказал Дражко, передёрнув усами так, что Войномир просто не мог не залюбоваться этим движением.
Он и залюбовался. Даже глаза загорелись, а взгляд от усов долго оторваться не мог. И это всем стало заметно. Собственные юношеские усы Войномира, кажется, только печалили.
– Я по-новому смотрел на сражения, только и всего. Не так, как все привыкли, не по старинке. Словене тяжело вооружены, сильны, опытны, и в сече с ними только случай может решить исход боя. Русы и словене всегда были равны по силе, как два народа-брата. Буривой к силе своей рати добавлял собственную отвагу и отчаянную ярость, чем смущал многих противников. И ещё непредсказуемость действий. То есть, действия его были предсказуемы для того, кто Буривоя понимал. А для остальных – нет. Я постарался его понять… Это во-первых… А, во-вторых… Я случаю предпочитал не доверять, и до общей сечи старался по-возможности ослабить дружину Буривоя.
– Похвальное желание, свойственное всякому полководцу. Только не всякий умеет это сделать. Каким же, хотелось бы знать, образом, тебе это удавалось? – у князя-воеводы от ожидания ответа, который он прочувствовал заранее, даже брови на лоб поднялись.
– Я не распылял стрельцов по всему фронту, как это делал Буривой, как это делают все остальные, про кого я слышал, а собирал их в одном месте, обычно в центре или там, где место создавало лучшие условия. И мои стрельцы, прежде, чем дружины сойдутся, своими тучами прокладывали коридор в стане словен, разделяя дружину на две части. А потом наносил в это место удар конницей, и окончательно разрезал всё войско, и оно теряло управляемость. Тогда оставалось только добивать… Опять же с помощью конных стрельцов, которых я быстро перебрасывал в другое место, потом в третье и в четвёртое. Согласно моей манере ратания, стрельцы не должны обнажать меч, чтобы сберечь себя, но обязаны иметь возможность стремительно передвигаться по всему ратному полю, и издали наносить противнику урон.
Дражко расхохотался в голос.
– Что? – не понял Войномир, и покраснел, готовый возмутиться недоверием, отчего его голос сразу стал ниже. – Я что-то не так сказал?
– Ты всё, племянник, сказал так, – улыбнулся и Годослав. – Но подобную манеру боя ты, наверное, считаешь своим изобретением?
– Конечно. Я сам это придумал и опробовал, – твёрдо сказал молодой князь. – И это дало мне результат. Сейчас княжич Гостомысл, мне показалось, оценил это, и тоже стал собирать стрельцов в сотни для одновременного удара. Правда, он не всегда на это решается, не привык еще. Но в бою, где Годослав был ранен, мы именно благодаря этой тактике сумели почти без потерь разбить ляхов и пруссов. А что, мои слова зародили сомнение в правильности ведения боя?
– Дело в том, что наш князь-воевода уже давно воюет тем же манером. Он тоже собирает стрельцов в один кулак, и использует мощный обстрел, чтобы не допустить сильного врага до сечи. Именно так, имея в своём распоряжении четыре с половиной тысячи воев, сам серьёзно раненый кинжалом наёмного убийцы, князь-воевода Дражко три с половиной года назад в течение двух дней уничтожил две десятитысячные армии данов, начавших к нам вторжение, – пояснил волхв. – Значит, вы с ним мыслите в одном направлении, и вам легче понять друг друга.
Войномир ничего не сказал, но посмотрел на Дражко с восхищением.
– Это хорошо, – добавил Годослав. – Два таких похожих человека должны друг друга уважать, хотя другие полководцы не желают всерьёз принимать их тактику. Только сегодня шел об этом разговор с опытным воеводой Веславом, но Веслав категорично желает воевать так, как воевали его предки. Но придёт время, и все поймут это… Что ещё ты нам расскажешь, племянник?
– Больше мне, княже, и рассказывать-то нечего, кроме того, что меня толкнула так далеко от Бьярмии, видимо, судьба, которой противиться у меня возможности не было.