Последний день Славена. Том 2

Старика сняли с седла, и поставили на ноги, связанные в области колен. Если ноги связывать понизу, то человек имеет возможность прыгать. Если связать возле колен, то любое передвижение невозможно, и пленник никогда не сумеет убежать. Руки же были связаны спереди в запястьях. Стоять самостоятельно старик не мог, и два воя поддерживали сирнанина по бокам. Тому достался, видимо, удар кольчужной рукавицей, разбивший ему лицо.

– Голову поднимите. Я хочу глаза его видеть.

Несмотря на темноту, глаза можно было рассмотреть. Но старик, когда ему подняли голову, глаза закрыл, и хотел осесть на снег, словно сознание потерял.

– Скажи, Турускана, зачем ты в крепостицу ехал? – строго спросил княжич.

Старик молчал, не желая отвечать.

– Предупредить думал? – предположил Вадимир суровым голосом. – Предать нас хотел, и под удар подставить?

– Я по торговым делам ехал. Хотел меха продать.

– Меха ты в Славене продаешь, – сказал верный словенам сирнанин. – У тебя там и лавка есть. Знаешь, что с предателями делают? Их вешают на первом же попавшемся суку, чтобы ворон порадовать. Хочешь, однако, чтобы тебе глаза вороны выклевали?

Турускана засмеялся, и даже бородой затряс.

– Скоро вернется Войномир, и вы все будете по деревьям висеть…

– Войномир никогда не вернется, – сказал Вадимир, сам не зная, почему и для чего он так говорит. – У Войномира другая судьба, и он ей покорился. Отпустите его, – распорядился княжич. – Поезжай сейчас, Турускана, в Бьярмию, собирай свой дом, и чтобы к моему возвращению тебя там уже не было. Доедешь побыстрее до Славена, закрывай свою лавку, и уезжай куда хочешь. В словенских землях тебя будет ждать смерть. Если еще раз попробуешь к крепости прорваться, здесь смерть найдешь. Крепость со всех сторон окружена.

– Кто ты, чтобы так распоряжаться людьми? – смело для сирнанина спросил Турускана. – Ты какой-то новый воевода или кто? Я не знаю тебя. Почему ты можешь мне запрещать жить среди словен?

– Я – княжич Вадимир, сын князя Буривоя. Отец поставил меня командовать словенскими дружинами. И за свои слова я привык отвечать. Поезжай. У тебя мало времени на сборы. Я уже скоро вернусь. Снимите с него веревки.

Вои разрезали путы на ногах и на руках старого сирнанина. Но помогать взобраться в высокое седло не стали. Но тот сам справился. Сразу развернул лося, и ударил его пятками в крутые бока. Шлепанье широких копыт на мягком снегу стало быстро удаляться.

– Надо бы отследить, – сказал один из воев. – Он может к Астарате в Заломовую податься.

– Правильно, – согласился княжич. – У тебя хороший лук. Поезжай за ним. Если свернет к Заломовой, догони и убей. Я не подумал об Астарате…

Молодой княжич легко признавал свои ошибки, в отличие от своего отца, который всегда считал, что ошибаться не может, а если и может, то об этом не должны знать посторонние.

Княжич посмотрел на небо, определяя оставшееся до рассвета время.

– Пора. К воротам. Строй не держать, вразброд скачем…

Дружинники без сомнений повернули лосей. И дружное шлепанье копыт слилось в единый шумовой фон…

Глава тринадцатая

О состоянии духа князя-воеводы Дражко всегда лучше всего сообщали его знаменитые усы. Если Дражко был привычно весел и внешне беспечен, усы его топорщились и тянулись к бровям, если он был угнетен и озабочен, кончики их стремились книзу, хотя последнее мало кому удавалось лицезреть, поскольку князь-воевода на любил показывать миру свое внутреннее состояние, и обычно предпочитал нечто изображать, что никак не отвечало его внутреннему состоянию. Да и вообще он чаще перебарывал свое внутреннее состояние усилием воли, и за повседневными заботами никогда не демонстрировал уныния, считая его признаком человека, не способного к управлению собой и окружающими событиями. А событиями Дражко, по мере сил, стремился управлять, и никак не зависеть от них.

Во время застолья в охотничьем доме Годослава Дражко, умеющий, когда бывает необходимость, хорошо владеть собой, выглядел вполне довольным жизнью и своими жизненными успехами. И никто не усомнился в этом его состоянии духа. Не видели люди причин, которые могли бы опустить долу кончики усов воеводы. В самом деле, он вернулся из удачного похода с королем Карлом Каролингом, согласно слухам, которые князя-воеводу обогнали, и прибыли к бодричам раньше, чем он сам, усы Дражко стали не только знаменем полка бодричей, но и знаменем королевской армии, где Дражко точно так же узнавали по этому мужскому украшению лица, как узнавали в Рароге. Князь-воевода, как передавали вести заезжие торговые люди, всегда и все знающие, стал чуть ли не новым фаворитом короля Карла, и Карл жертвовал своим времяпровождением даже с ученым аббатом Алкуином ради того, чтобы провести время с Дражко. По мнению бодрической знати, Дражко должен пожинать плоды своей славы, и никогда не печалиться. Именно таким князь-воевода и старался показаться боярам на пиру перед охотой.