Последний долг

Эта форма пытки была одной из худших, применявшихся в средневековье, и не только для жертвы в объятиях дыбы, но и для жертв, наблюдавших за ней. Тошнотворный разрыв частей тела, отказывающихся от борьбы. Ужасающий треск разваливающихся суставов.

Признания давались охотно, просто ожидая своей очереди.

Зашел бы я так далеко?

Стал бы я медленно рвать его на куски, затягивая петлю, пока его конечности не перестанут сопротивляться и просто не распадутся?

Мог ли я быть таким бессердечным и безжалостным?

Давайте выясним.

Мои ладони покрылись тошнотворным потом, когда я в последний раз нажал на рычаг. Стол треснул, кожа заскрипела, и Кат содрогнулся от криков.

- Бл*дь, прекрати. Боже, чего ты хо….хочешь? Прекрати...

- Мне ничего от тебя не нужно.

Удерживая стол от расшатывания, я убрал руки со стойки. Его глазницы были на пределе.

Было удивительно, насколько подвижным было человеческое тело. Час в таком положении - и хрящи медленно лопнут, сухожилия растянутся, а кости вздрогнут от облегчения. Но как только его освободят, тело снова срастется воедино.

Я знал.

Я был ходячим доказательством.

Снова обхватив пальцами дубинку, я обошел вокруг стола. Вопрос Ката резонировал в моем сознании. “Чего ты хочешь?” Честно говоря, я ничего не хотел. У меня была Нила — она была всем, что мне было нужно. Но я делал это не только для нее. Жасмин имела значение, Кестрел, даже Дэниэль.

Я делал это для них.

Резко остановившись, я посмотрел на своего отца.

- Знаешь, что? Есть кое-что, чего я хочу от тебя.

Я переместился от головы к ногам.

Кат попытался посмотреть вниз на свое тело, но давление на плечи и руки не позволяло ему поднять голову.

- Что... что угодно. Назови, и это будет твоим. Ты хороший сын, Джетро. Мы можем забыть об этом и двигаться дальше.

- В некотором плане ты прав, отец. Я забуду и буду двигаться дальше. Но ты потерял эту роскошь, когда украл Эмму у ее семьи и позволил Бонни так долго манипулировать тобой.

Как только все это закончится, я разберусь со своей бабушкой. Я заставлю ее пожалеть о том, что она играла роль кукловода в своей собственной семье.

- Бонни мертва

Кат втянул воздух, его шея напряглась от давления в суставах.

- Она умерла от сердечного приступа как раз перед вашим приездом.

Я замер.

Ее смерть была украдена у меня. Но, возможно, это было и к лучшему. Меня уже трясло от быстро угасающего мужества. Я уже поник под эмоциями Ката. У меня не хватило бы энергии или физических сил отнять еще одну жизнь.

- Мне жаль.

Несмотря на всю мою ненависть к бабушке и ее строгим манерам, Кат любил свою мать и боялся ее в равной мере. Я позволил себе почувствовать то, что чувствовал он. Ему было больно. Сильно. Он раскаивался и осуждал себя, но этого было недостаточно, чтобы заслужить спасение. Несмотря на боль, он все еще думал, что был оправдан.

Он ошибался.

Подняв дубинку, я переместился так, чтобы оружие было в поле его зрения.

- Помнишь, на ком еще ты это использовал?

Я вздрогнул, борясь с воспоминаниями о том ужасном, роковом дне. В тот день я понял, что он никогда не поймет меня, и я должен был быть сильным — не ради себя, а ради своей сестры.

Он преподал мне последний урок в этом месте. Урок, который заставил меня быть верным, пока Нила не заставила меня оттаять.

Кат сглотнул.

- Кайт... подожди.

- Нет, ты больше не можешь мне приказывать. - Ударив дубинкой по ладони, я прочувствовал боль. - Я ждал достаточно долго.

Еще одна особенность стойки — затягивая суставы и растягивая кости, она помещала человеческое тело в идеальное положение повышенной чувствительности. Естественной амортизации хрящей и жира внезапно оказалось недостаточно, чтобы защитить такую вытянутую позу.

Раньше удары, которые я наносил, причиняли ему боль, но не убивали его. Боль была острой, но терпимой. Но это... если бы я ударил его сейчас, боль была бы в сто раз сильнее. В тысячу раз хуже.

Забаррикадируйся. Подготовься.

Самое простое прикосновение могло раздробить коленную чашечку. Легчайший толчок мог сломать локоть. Он был самым уязвимым из всех, кем когда-либо был физически. Это была моя работа - сделать его таким же эмоционально беззащитным.

У меня екнуло сердце. Я не хотел этого делать. Но я сделаю это.

- Мне нужно, чтобы ты знал, что я буду с тобой на каждом шагу. Я не смогу отключить то, что ты испытываешь, но я все равно это сделаю, потому что это не для меня. - Расставив ноги, я приготовился размахнуться. - Я делаю это для Жасмин. Ты, наконец, поймешь, что чувствовала твоя дочь в тот день.

- Джет, нет, не надо, не надо...

Кат понял, что я сделал: я больше не буду сдерживаться. Я не буду нежным или всепрощающим.

До этого была разминка.

Это... это было его истинное наказание.

- Мне жаль.

С трудом сглотнув, я высвободился и ударил отца дубинкой по лодыжке. Удар сделал то, что я и предполагал. Он раздробил таранную кость и лодыжку. Биология вернулась; названия частей тела, о которых я на самом деле не заботился, всплыли у меня в голове, прежде чем уступить под моим ударом.

Комната, казалось, взорвалась наружу, когда Кат сделал самый большой вдох, а затем закричал своей гребаной душой.