Последний долг

Какая-то мысль омрачила его лицо, когда он подошел и взял хлыст с несколькими нитями и жестокими узлами, завязанными на шнурах. Он и раньше угрожал мне кнутом, но на самом деле никогда им не пользовался.

Я напрягся в наручниках. В конце концов, речь шла о том, чтобы держать меня неподвижным и чувствительным, а не разрывать на части.

- Давай посмотрим, усвоены ли уроки, ладно?

Он пропустил хлыст сквозь пальцы.

- Считай это своим последним экзаменом, сынок. Пройти его, и тебе больше никогда не придется сюда приходить.

Он не дал мне времени возразить.

Его рука дернулась назад.

Хлыст и его узловатые хвосты рванулись вперед.

Первый удар разорвал мою футболку, резко впившись в грудь.

Крик застрял у меня в горле, но я наконец-то научился. Я научился не сосредотачиваться на себе, своей сестре, добыче, надежде, счастье или нормальности. Я научился сосредотачиваться на нем — моем отце, моем правителе, моем дарителе жизни.

Так я и сделал.

Каждый удар я принимал с гордостью, потому что Кат гордился мной.

Каждый порез я принимал с благодарностью, потому что Кат наконец поверил, что заслужил достойного сына.

Я слушал его и только его.

И это спасло меня от самого себя.

Я вцепился в стол, в то время как лихорадочная слабость душила меня. Я больше не мог этого делать. Каждая часть меня была отягощена болезнью и тяжелым трудом. Я доказал свою точку зрения. Я заставил его страдать. Я должен был покончить с этим, прежде чем загоню себя в могилу рядом с ним.

Оттолкнувшись от дерева, я подошел к Кату.

Его глаза расширились, остановившись на хлысте.

- Давай посмотрим, усвоил ли ты свой урок, отец. Давай посмотрим, сможешь ли ты принять то, что дал мне, так же спокойно, как я принял это.

Моя рука задрожала, когда хлыст пролетел над моим плечом. Я остановился, когда шнуры ударили меня по спине, готовые броситься вперед и поразить свою добычу.

Кат прикусил губу.

- Кайт...

Я не стал ждать.

- Нет.

Крякнув, я вложил всю оставшуюся энергию в руку и швырнул хлыст вперед. Узлы нашли его рубашку; они разрезали ее, как крошечные зубы, кровь хлынула из его плоти.

И, наконец, его эмоции переключились с садистской ненависти, неуместных действий и целого ряда неправильных решений на мольбу, стыд и принятие всего в полной мере.

Его голова склонилась, когда я ударил снова, слезы текли из его глаз. Не от боли. А от осознания того, что он сделал с людьми, которых любил. Он добровольно сделал это со своими детьми. И не было преступления хуже этого.

Я наконец-то сломал его. Наконец-то показал ему ошибку его прошлого. Наконец-то научил его, каково это для нас. Он отдал дань уважения Эмме Уивер. Он извинился перед Жасмин. Он раскаялся перед Нилой. И наконец, наконец, он подчинился мне и моей силе.

Его извинения затуманили мой разум.

Его сожаление гремело в его мыслях.

Он принял то, что должно было произойти.

Мы больше не были отцом и сыном, учителем и учеником.

Мы были двумя мужчинами, убиравшими беспорядок, который мы устроили.

Двое мужчин в мире, который мы создали.

И мы оба будем страдать гораздо больше, прежде чем все закончится.

***

Он не вернулся.

Минута за минутой.

Час за часом.

И всё же он не вернулся.

Я уставилась в окно, умоляя его появиться.

Я погладила свой телефон, желая, чтобы пришло сообщение.

Я взглянула на свою дверь, умоляя его войти.

Но ничего.

Джетро исчез.

Он сделал то, что должен был сделать.

И я боялась, что никогда не смогу вернуть его.

***

Тьма.

Она падала на поместье, как платье самой смерти, просачиваясь, как масло, в укромные уголки и щели, крадя свет.

Каждая сгущающаяся тень поглощала частицу того, что произошло — стирая день, прошлое, все, что привело к этому моменту.

Прошло время, изменив меня как личность, как мужчину, как сына. Мы с Катом вместе посетили чистилище, и небольшая часть нас не вернулась. Я доказал свою точку зрения и победил. И самым печальным было то, что связь между нами была самой сильной, какой она когда-либо была.

Мое сердце плакало из-за того, что я сделал. Мои мышцы ныли от усталости. Все мое тело хотело отключиться.

Пора.

Пора отдохнуть.

Нуждаясь в свежем воздухе, я вышел из сарая и, спотыкаясь, выбрался наружу. Каждая частичка меня была в агонии. Я никогда не был таким уязвимым, пропитанным чувствами других.

В тот момент, когда ночной холод коснулся моего лица, я поднял глаза к луне, судорожно глотая воздух.

Атмосфера в сарае была слишком густой, слишком гнилой. Я не мог нормально дышать после того, что сделал.

Спрятав лицо в ладонях, я заставил себя не вспоминать порку, удары дубинкой или слезы и мольбы Ката. Я сломал ему не только лодыжку. Я разбил его сердце, его душу, всю его веру. Я сделал все, что мог, чтобы показать Кату, насколько слепым он был по отношению к своим детям и империи.

- Бл*ть.

Ругательство вспорхнуло к моим ногам, как осенние листья, хрустя под моим ботинком. Как я мог сделать то, что сделал? Как я снова и снова причинял боль своему отцу? Как я мог пустить ему кровь и сломать кости?

Я не знал ответа на этот вопрос. Но я все еще стоял, и мой отец наконец понял.

Все было кончено.