Последний долг

— У них очень хорошее оборудование. Они знают, что война идет не на жизнь, а на смерть, и шутить не намерены. Им известны все наши позиции. У них есть подробная карта, и они точно знают, что надо бомбить.

— Ты сказал «точно»! Кто же говорит им, что именно надо бомбить? Ведь кто-нибудь говорит!

— Разумеется, у них есть шпионы. Это война, сэр, и они, конечно, идут на все. И время от времени они засылают шпионов, чтобы уточнить дислокацию наших войск и выведать наши планы.

— То-то и оно, майор. Ты сам говоришь то, что я имею в виду. Шпионы. И предатели. Послушай, майор, я хочу, чтобы ты понял одну вещь. — Теперь поднимается он. — Не беспокойся, я не меньше твоего заинтересован в том, чтобы положить конец угрозе, угрозе со стороны мятежников. Поэтому мы не можем подвергать наше дело риску. Это значит, что мы должны принять решительные меры, невзирая на то, что в результате могут пострадать даже те, кого мы обязаны любить и защищать. Ты помнишь, майор? О таких делах не говорят, стоя на пороге. Пожалуйста, присядь на минутку.

Неохотно я снимаю фуражку и со вздохом присаживаюсь.

— Ты помнишь, майор, когда в прошлый раз я заговорил о тех, кто сотрудничал с мятежниками, я не хотел называть имен, чтобы ты не подумал, будто я собираюсь намеренно оговорить кого-то? Но дело такое, что откладывать больше нельзя. И я думаю, что в интересах нашей общей безопасности, да и для твоих военных успехов, пора взять быка за рога. У нашего народа есть пословица: если боишься продрать больное место мочалкой, вскочит большой нарыв. Ты меня понял?

Снова киваю, гляжу в пол и поглаживаю усы.

— Я имею в виду Ошевире, который сейчас в тюрьме в Идду.

Он на миг умолкает, решив, что я что-то скажу. Однако я даже не пошевельнул головой.

— Я думаю, что такие, как он, могли бы объяснить причину всего этого: воздушных налетов, партизанских атак, — иначе с чего бы мятежникам нападать на наш город, да еще так успешно? Думаю, если бы ему задали правильные вопросы и применили правильные методы, он бы непременно признался в своих преступлениях, больше того, ему бы пришлось назвать имена таких, как он, которые в этом городе прячут свое истинное лицо под маской лояльности. Если вражеские нападения не доставляют тебе, майор, удовольствия, по-моему, это единственно верный образ действий в существующих обстоятельствах.

Я явственно вижу, как господин Ошевире указывает пальцем на самого вождя: вот мой сообщник! Аллах свидетель, хотел бы я видеть лицо вождя, если бы это произошло! Но я до сих пор не могу понять, что замышляет мой собеседник.

— Я понимаю вас, вождь. Думаю, в ваших словах есть смысл. Но я хочу, чтобы вы кое-что усвоили. Во-первых, я никоим образом не могу воздействовать на ход разбирательства в Идду; кроме того, нет ни малейшей возможности сделать так, чтобы меня вызвали как свидетеля по делу Ошевире.

— Но допустим, уважаемый житель этого города снабдил бы тебя нужными сведениями — неужели бы они отказались их выслушать?

— Ну, в этом случае уважаемому жителю пришлось бы подать комиссии письменное заявление и затем получить вызов для дачи свидетельских показаний. Откровенно говоря, вождь, мне кажется, если у вас лично есть какие-то факты, изобличающие господина Ошевире, вы должны сообщить об этом комиссии — конечно, если на данном этапе новые факты еще учитываются. Это была бы, я уверен, реальная помощь делу.

— М-да… ладно, майор. — Он явно отступает. — Ты знаешь, какие здесь люди. Они сразу начнут болтать, что я свожу счеты, что он мой конкурент в резиновом бизнесе и всякое такое.

— Тогда очень жаль. Если вы действительно собираетесь помочь нашей общей безопасности и готовы, не обращая внимания на болтунов, сообщить что-то важное, тогда, я думаю, вам не следует упускать этой возможности. И еще одна вещь, вождь. Чтобы бомбить нас, мятежникам не нужны никакие изменники. Просто мы слишком близко от них — если бы у них были соответствующие самолеты, они бомбили бы федеральную столицу. И как я уже сказал, во всех случаях мы, солдаты, делаем все, чтобы противостоять вражеским нападениям. Это отнюдь не просто, но смею заверить вас, мы действовали и действуем весьма эффективно. Именно для этого мы и пришли сюда. А теперь, с вашего позволения, я должен идти.

Я опять надеваю фуражку и поднимаюсь. Он нехотя поднимается вслед за мной, потирает шею, молчит, несомненно, он недоволен таким резким окончанием разговора. Этот человек неукротим, он отнимает у меня время бессмысленной болтовней.

— Что ж, майор, — в голосе его сомнение, — оставим все как есть. Не будем больше об этом.

— Хорошо, вождь. — Я уже в дверях. — Ах да. — Я оборачиваюсь.

— Что? — Он застигнут врасплох.

— Как поживает миссис Ошевире?

— С ней все в порядке. — В его глазах что-то вроде испуганного недоумения.

— Надеюсь, с ней ничего не случилось?

— Нет-нет, ничего. Совсем ничего, майор. Она… она жива и здорова.