Последний долг

Прости, брат.

Я смотрел на его лицо, холодное тело и пустую оболочку и произносил про себя надгробную речь.

Прости, что меня не было рядом, чтобы попрощаться, но это не прощание, а лишь отсрочка. Мне будет тебя не хватать, но я не буду тебя оплакивать, потому что ты был слишком хорошим другом и братом, чтобы вспоминать о тебе с грустью.

Время потеряло смысл, когда мы в последний раз стояли рядом с Кесом.

Как только мы уедем, мы больше никогда его не увидим. Единственный способ взглянуть на него ― посмотреть фотографии более счастливых времен или видеоролики, навсегда запечатлевшие его душу.

Никто из нас не хотел уходить.

Поэтому мы остались.

В комнате воцарилась тишина от эмоционального напряжения, мы все погрузились в одни и те же мысли. Мы заново пережили то особенное время с Кестрелом. Мы предавались воспоминаниям, улыбались, вспоминая его выходки, и детство.

― Что ты здесь делаешь?

Я поднял глаза, когда запертая дверь тюремной камеры распахнулась. Я провел в психиатрической клинике двое суток и не мог выдержать больше ни одной чертовой минуты.

Кес прокрался в темноту.

― Вытаскиваю тебя. ― Протянув руку, он усмехнулся: ― Пора уходить, старший брат. Пора бежать.

Он пытался помочь мне сбежать той ночью, как помогал сбежать много раз в нашем детстве.

― А теперь, что ты делаешь?

― Пытаюсь сосредоточиться.

Кес сидел, скрестив ноги, на полу в своей спальне, положив руки на бедра в позе йога.

Бросившись рядом с ним, я закатил глаза.

― Это не работает. Твои мысли такие возбуждающие.

В семнадцать и четырнадцать лет наши гормоны вступили в силу, и Кес постоянно флиртовал.

Его смех разнесся по комнате.

― По крайней мере, я могу разговаривать с девушками.

― Да, но я могу их чувствовать.

― Но не в провокационном смысле. ― Он подмигнул. ― Ты чувствуешь их глупые заботы, а я… ― Он пошевелил пальцами: ― Я чувствую их сиськи.

Я ударил его по руке, чертовски благодарный за то, что он мой брат.

Боже, как мне его не хватает.

Он ушел.

Пришло время и нам уходить.

Впервые за несколько часов я пошевелился и провел кончиками пальцев по ледяному лбу Кеса. Его кожа пропиталась моим теплом, и чем дольше я к нему прикасался, тем больше моего тепла он забирал.

Отстраняясь, я испытывал невероятное желание прикоснуться к жизни после прикосновения к смерти. Удержать что-то реальное. Прижав Нилу к себе, обнял сестру и кивнул Вону. Завтра Фло придет отдать дань уважения. Он был близок с Кесом, его смерть тяжела для всех нас.

Каким-то образом два Хоука и два Уивера объединились в общей скорби, оплакивая человека, который умер слишком молодым.

Но такова жизнь.

Она была сурова. Несправедлива. Жестока. И опасна.

Хорошие люди умирали. Плохие жили. А остальные должны были продолжать выживать.

***

Прошла неделя.

За неделю многое изменилось, а может, и вовсе ничего.

Лихорадка наконец спала, рана затянулась, и ко мне постепенно возвращались силы. Тело все еще было истощено, и каждый день я собирал себя по кусочкам.

Благодаря Ниле.

На следующий день после того, как увидел тело Кестрела, я вернулся в больницу один. Я разыскал медсестру, которая принесла мне сотовый телефон, пока я лечился, и заплатил ей тысячу фунтов за помощь. Она приложила все усилия, чтобы дать мне возможность связаться с Нилой. Самое меньшее, что я мог сделать, ― это компенсировать ее труд.

Я прошел полное обследование и получил от врача рекомендации не напрягаться. У меня не было ни сотрясения мозга, ни хронических заболеваний. Я также в одиночку организовал перевозку тела Кеса в крематорий. В соответствии со скрупулезным воспитанием Ката у всех его детей были последние воли и завещания.

Кес не исключение.