- Что ты, - пробормотал он недовольно. Ему не понравилось, что его возвышенные размышления были прерваны таким вот неожиданным...
Горячие груди тяжело легли ему на колени. Фелиса была почти голая - и горячая, будто из бани:
- Сеньор Алонсо... Я принесла плетку - можете меня выпороть. Идемте ко мне в комнату, выпорите меня, чтобы я больше не страдала душой... Ну, идемте.
Пожалуйста. Я заслужила. Вот плетка... Ну идемте. Ко мне в комнату...
Она бормотала и тянула его за руку, и он в конце концов поднялся из своего кресла; Фелисины глаза светились, казалось, в темноте, а запах полуобнаженного тела забивал ноздри.
- Сеньор Алонсо... Сеньор Алонсо, сеньор и господин мой... Ведь это же последний шанс... завтра вы уедете, и что? А как же ваши наследники? Вам надо сына, вам надо, надо...
Горячие губы; чтобы достать до лица Алонсо, ей пришлось повиснуть у него на плечах.
- Ваш сыночек... он хочет, чтобы мы его зачали... Ну давайте, ну идемте, идемте...
Ему хотелось заорать во все горло; ему хотелось задушить эту маленькую стерву, но перед этим разложить здесь, на столе... и разорвать пополам. Раздавить собой.
Разъять; секунда остановилась, забилась бабочкой на булавке. Бездна времени уместилась в пространстве между двумя вдохами...
- Не так резво, Фелиса, - сказал с лестницы ледяной голос Альдонсы.
И наваждение пропало. Остался стыд.
Альдонса шла неторопливо, ступала, будто неся на голове высокий кувшин с вином. Когда-то, когда она жила в доме отца, богатого винодела, ей и приходилось носить...
Альдонса остановилась перед Фелисой. Властно протянула руку; девчонка, как загипнотизированная, подала ей плетку, которую, оказывается, действительно имела при себе.
Альдонса коротко размахнулась; Фелиса взвизгнула, схватившись за лицо.
- Вон, - бросила Альдонса.
И ударила еще раз.
- Если я увижу тебя еще хотя бы раз в жизни, я закопаю тебя живьем, девочка моя... корова. Пошла прочь, дрянь. Сейчас, в чем стоишь. Утром я выкину за ворота твои шмотки.
Фелиса отступила на шаг. Оскалилась скорее жалобно, чем угрожающе:
- Нет так резво, госпожа моя... Не так резво! Госпожа Альдонса, дочка виноторговца, девица хамского происхождения, да еще пустая утроба!
Новый удар; на этот раз Фелиса уклонилась от плетки и побежала прочь, топоча босыми пятками:
- Пустая утроба! Пустоцветка! Я вот расскажу господину Алонсо, откуда взялся голубой листочек, это самое письмо... Рассказать?
Со свечей в руке вбежал Санчо:
- Что здесь у вас... Ах ты маленькая дрянь!
- Фелиса, - глухо сказала Альдонса. - Немедленно убирайся прочь, а то...
- А то - что? Я бы и так не осталась! Мне и так... Только так я бы промолчала про голубое письмо, потому что я вас, сеньора Альдонса, ужас как люблю... А теперь не промолчу.
- Заткнись! - рявкнула Альдонса голосом, какого Алонсо никогда не слышал от нее.
- Не заткнусь! Сеньор Алонсо, слушайте... как раз перед тем, как любезный Санчо прибывать изволил, сеньора Альдонса послала меня в лавку... за бумагой! А так как белой бумаги не было, я купила дорогую, голубенькую, с водяными знаками!
Лавочник еще хвалился, какая это бумага редкая, он ее только привез, и никто до меня ее не брал, потому что дорогая! А теперь посмотрите на тот листочек...
посмотрите! Еще можете у лавочника спросить, его ли бумага, кому продавал, для кого... Или не станете спрашивать, а посмотрите только на сеньору Альдонсу? На ее лицо? Чего это она пятнами взялась, ровно тот леопард? А?
Альдонса неподвижно стояла посреди комнаты - прямая, будто гвадеррамское веретено.
- ...А еще спросите у нее, куда девался кулончик с камушком? Единственная драгоценность сеньоры Альдонсы, бабушкин подарочек? Куда он убежал? К ювелиру убежал, иначе откуда у сеньоры Альдонсы такие денежки... Во как - бабушкиного подарочка, любимой цацки сеньора Альдонса не пожалела!
И тогда Алонсо выхаркнул Фелисе в лицо одно-единственное, тяжелое слово:
- Убирайся.
* * *
Кулончик с камушком был ее единственной драгоценностью. Она пришла в дом Алонсо в единственном ситцевом платье - и с кулоном на груди.
Когда она была маленькой, этот кулон был ее запретной - и оттого самой любимой игрушкой.
Бабушка ее баловала.
Когда ее отец сказал, что она может отправляться в дом "этого сумасшедшего Кихано" прямо сейчас, вот, в чем стоит, и ни копейки приданого, а вместо благословения ей шиш - тогда кулон был единственной вещью, которую она унесла с собой. Бабушки тогда уже не было в живых, а кулон принадлежал ей, Альдонсе, а не отцу...
Кулончик с камушком - разве слишком большая плата, чтобы спасти любимого человека? Все равно какой ценой?
Они все смотрели на нее.
Если сейчас она рассмеется и скажет, что маленькая мерзавка врет Алонсо поверит, разумеется, ей, а не этой... дряни.
За Фелисой давно закрылась дверь, прошло уже, кажется, много-много часов, а никто до сих пор не проронил ни слова.
Молчит, забившись в угол, Санчо.
И молчит, стоя посреди комнаты, Алонсо.
- Алонсо... - голос показался ей чужим. - Я не врала тебе.
Молчит.