Последний довод главковерха

— Да как же сильнее, товарищ Лапушкин, когда мы им харю разбили позавчера с утра, без наших потерь целый ихний полк ухайдакали, все поле было в трупах и раненых. А потом в лесу, я не видел, куда Вы стреляли, но сами же сказали, что мы и там немцев здорово прищучили. Да и вчера, хоть и нам досталось, но немца побили, и пройти ему не дали. А сами отступили, и в сегодняшнюю ночь, и во вчерашнюю.

— Кроме нас, ямщик, есть еще и другие полки и дивизии, мы свой рубеж держим, а нас с флангов обходят, да норовят в тыл зайти, вот нам и приходиться пятиться. И авиация немецкая лютует, — добавил я несколько не в тему, — видел, небось сам, что они вытворяют, и спросить с них за это некому.

Совершив ночной марш, наш полк несколько оторвался от передовых немецких частей, и подобраться к нашим позициям у фашиков получилось только в середине дня. Но только подобраться, и то не надолго. И грунтовка, и шоссе, ведущие на восток в полосе обороны нашего полка, были заранее взяты под огневой контроль двух минометных батарей, соединенных с моим пунктом управления огнем проводной связью. Джалибек со своим коллегой не спеша обустроили образцово-показательные котлованы с боковыми ровиками для укрытия боеприпасов и личного состава, старательно замаскировали их и при деятельном моем участии пристреляли. В результате, два километра обеих дорог превратились в огневую ловушку для движущихся в походном порядке ничего не подозревающих немецких колонн.

Первыми в капкан попали оппоненты самого Джалибека. Немцы как и полагается, пустили вперед мотоциклетный разъезд, который доехал до самых минометных позиций и был отогнан пулеметным огнем. Другие мотоциклисты бокового охранения прощупали подозрительные овражки и рощицы по сторонам шоссе. После чего пехотные колонны вошли в зону огневого поражения минометов, продвинулись по ней разрешенные два километра и были накрыты плотным минометным огнем, только в отличие от позавчерашнего дня, бил по ним он один ствол, а четыре, и мин можно было не жалеть. Поэтому Джалибек сначала прошелся по всей колонне с головы до досягаемого хвоста, положив пехоту и выбив гужевых лошадей, а затем не спеша, с чувством, толком и расстановкой причесал ее повторно, полностью списав из состава немецких сухопутных сил два полных батальона. Через час подобный сценарий с точностью до запятой повторился на грунтовке в семи километрах севернее.

Немцы ответили жесточайшими авианалетами, три девятки весь остаток дня заваливали бомбами и заливали пулеметным огнем позиции полка, окопы, деревни, в которых, по мнению немецкого командования могли размещаться наши части, взгорки, удобные для обустройства наблюдательных и командных пунктов. Не были забыты лощины и овраги, рощи и скопления кустарника, куда бы могли укрыться наши пушки и обозы. Только сами минометные батареи, вынесенные вперед относительно линии стрелковых траншей эта акция возмездия никак не задела.

Во второй половине дня три немецкие дивизии вошли в соприкосновение с нашей сто пятьдесят девятой на всем протяжении линии ее обороны, и если на участке нашего полка они были вынуждены отойти и зализывать раны, щелкая издалека зубами авианалетов, то другим полкам дивизии пришлось вступить в неравный бой всерьез. И не везде он прошел удачно для наших давно и сильно потрепанных боевых частей, так что к вечеру дивизия была сбита с занимаемых оборонительных позиций почти везде, и отброшена на пять-десять километров. Дергачев никакого приказа на отход не получил, да и обошли нас с флангов пока не сильно, поэтому полк остался на ночь на прежнем месте. И уже утром следующего дня этот приказ нашел нас, и майор нашел меня, чтобы поговорить о нем «в узком кругу ограниченных людей».

— Что я думаю об этом приказе? — Даже постановку такого вопроса было слышать странно, особенно от Дергачева. — Вообще-то, приказы не обсуждаются, а выполняются. Сказано, «сосредоточиться в районе деревни Гачки», надо сосредотачиваться, и именно в районе деревни Гачки.

— Это понятно, — терпеливо объяснял мне майор суть вопроса, — но! Предпринимать марш полка днем…, по-моему, немцы только этого и ждут, вон, с утра авиакорректировщик висит, очень им вчерашний отлуп не понравился. Бомбардировками-штурмовками по позициям они добились немногого, маскировка и обустройство ложных целей свой результат дали, но если мы сейчас выйдем на дорогу, будет совсем другой коленкор. С другой стороны в приказе нет того, чтобы «занять прочную оборону по линии такой-то, к стольки-то часам», что дает нам некоторую свободу рук.

Дергачев с надеждой посмотрел на меня, одобряю ли я такую трактовку приказа, несмотря на то, что юридически и бюрократически мое одобрение ничего не решало, и никакой ответственности с майора за правильность или неправильность его действий не снимало.

— Конечно! Да и потом, если бы у нас был приказ перейти в атаку, там промедление можно расценивать однозначно, если же мы медлим с отступлением, это совсем другое дело!