Последний довод королей

— Что? О… конечно. — Он поддержал ее, когда она выпрямилась, в то время как аплодисменты продолжались. — Вы танцуете превосходно.

— Ваше величество, вы слишком добры, — ответила она, едва заметно улыбаясь.

Но все-таки она улыбалась.

Он ответил ей тупой широкой улыбкой. Его страх и смущение после одного-единственного танца незаметно превратились в приятное волнение. Он удостоился мимолетной вспышки, прорвавшейся из-под ледяного панциря, и ему стало ясно: его королева была женщиной редкой, огненной страстности. Эту скрытую сторону ее натуры он теперь жаждал изучить. Жаждал настолько откровенно, что ему пришлось отвести глаза и взглянуть в сторону. Джезаль отчаянно пытался подумать о чем-то ином, чтобы из-за напряжения в паху не опозориться перед гостями.

Вид Байяза, усмехавшегося в углу, был как раз кстати. Холодная улыбка старика охладила рвение Джезаля, как ушат ледяной воды.

Глокта оставил Арди напиваться в ее гостиной. Сам он пребывал в весьма пасмурном настроении.

«Слишком мрачно даже для меня. Нет ничего лучше общества тех, кто страдает еще сильнее, чем ты. Однако как только ты расстаешься с их страданием, твое собственное давит на тебя вдвойне, холодное и неумолимое».

Он с причмокиванием втянул в себя еще пол-ложки супа и сморщился, заставляя себя проглотить пересоленную жижу.

«Интересно, как проводит сейчас время король Джезаль? Окруженный всеобщим восхищением, обжирается изысканными блюда ми в изысканной компании?»

Глокта положил ложку в тарелку. Его левый глаз задергался, он сморщился, когда болевая судорога пронзила его спину и дошла до ноги.

«Восемь лет прошло с тех пор, как гурки отпустили меня, а я все еще пленник и всегда им буду. Заключенный в камере собственного изуродованного тела».

Дверь, скрипнув, открылась, и Барнам прошаркал в комнату, что бы забрать тарелку. Глокта перевел взгляд с подрагивавшей суповой жижи на подрагивавшего дряхлого старца.

«Отличная пища, отличная компания».

Он бы рассмеялся, если бы разбитые губы его послушались.

— Вы закончили, сэр? — спросил слуга.

— Можно сказать.

«Сколько я ни тужился, не смог достать из собственного зада средство для уничтожения Байяза. Его преосвященство, конечно, будет недоволен. Сколько еще недовольства ему понадобится, чтобы его терпение лопнуло? Но, что же делать?»

Барнам вынес тарелку из комнаты, дверь за ним закрылась, и Глокта остался наедине со своей болью.

«Что я сделал, чтобы заслужить это? И что сделал Луфар? Ведь он точно такой же, каким был я. Высокомерный, тщеславный, дьявольски самолюбивый. Чем он лучше прочих? Почему жизнь так жестока ко мне и так щедра к нему?»

Но Глокта знал ответ.

«По той же самой причине невинный Сепп дан Тойфель чахнет в Инглии с обрубленными пальцами. По той же самой причине преданный генерал Виссбрук погиб в Дагоске, а предательница магистр Эйдер жива. По той же самой причине Тулкис, посланник гурков, был разделан, как туша животного, перед ревущей толпой за преступление, которого не совершал».

Он прикоснулся воспаленным языком к нескольким оставшимся в наличии зубам.

«Потому что жизнь несправедлива».

Джезаль горделиво шествовал по коридору, точно во сне, но это уже был не страшный сон, как утром. Его голова кружилась от восхвалений, аплодисментов, поздравлений. Его тело пылало от танца, вина и нарастающего вожделения. Теперь, когда Тереза была рядом, он впервые за свое короткое царствование чувствовал себя королем. Драгоценные камни, золото, шелк, вышивка, бледная гладкая кожа — все сверкало, возбуждая воображение, в мягком свете свечей. Вечер в итоге прошел восхитительно, а ночь обещала стать еще лучше. Со стороны Тереза казалась твердой, как алмаз, но Джезаль держал ее в своих объятиях и теперь понимал лучше.

Огромные, украшенные витражами двери королевской спальни были открыты, их придерживали два склонившихся в поклоне лакея. Створки мягко закрылись, когда король и королева Союза вошли в комнату. Большую ее часть занимала внушительная кровать под балдахином, украшенным перьями, которые отбрасывали длинные тени на позолоченный потолок. Темно-зеленые занавеси балдахина были широко и маняще распахнуты, а шелковые внутренности постели наполнены мягкими дразнящими тенями.

Тереза сделала несколько медленных шагов по комнате, склонив голову, пока Джезаль тихо и плавно поворачивал в замке ключ. Дыхание его участилось, когда он подошел сзади к жене, поднял руку и нежно положил ее на обнаженное плечо Терезы. Он почувствовал, как напряглись мускулы под ее гладкой кожей, и улыбнулся ее нервозности, так походившей на его собственное волнение. Он подумал: может, стоит что-то сказать для ее успокоения, но зачем? Они оба знают, что сейчас произойдет. Джезалю не терпелось поскорее перейти к делу.