Последний довод побежденных

Отражению… Капитан вновь всмотрелся в один из легковых автомобилей. Признаться, он колебался.

Можно было бы отойти из деревни, благо припасов и оружия на первое время им хватало. Продажа немца оказалась довольно выгодным предприятием. И это, пожалуй, было самым верным вариантом — уйти в леса. Возможно, найти место поспокойнее.

Терехов не любил отступление. Не отрицал его как один из тактических маневров, но не любил по своей сути. Отступление всегда, без исключения, каралось потерей стратегической инициативы. Отрываясь от противника, выводя своих из-под удара, ты становишься глух и слеп. Теряешь соприкосновение с врагом, позволяешь ему подтянуть резервы, развернуться, перегруппироваться, разработать новый план наступления. Ты же в это время только бежишь.

Между тем Симаков расчистил сад. И клуб общими усилиями привели в божеский вид, комнаты разобрали. Насте одну выделили и обставили. Красиво обставили, повесили картины. Вымыли изнутри все, отдраили так, что блестит. Поправили крыльцо, заменили перила лестницы на второй этаж, колодец засыпанный разрыли и очистили. Решили заняться огородами, с дальним прицелом стрясли с немчуры семена на посев.

Теперь что же, бросать?

Бросали уже… Терехов зло сжал губы, стараясь не дать затмить свой разум грустным воспоминаниям сорок первого. Возможно, когда-то это забудется, но не сегодня. Определенно — не сегодня.

Нельсон

Руки затекли. Однако обращаться с просьбой об их освобождении я не стал. С учетом того, что меня перевозили как какого-то барана, на полу грузовика, не думаю, что освобождение меня от пут входило в планы солдат.

Честно говоря, я толком и осмотреться не мог. Меня кинули в кузов еще в бессознательном состоянии и, когда я пришел в себя, все что я мог, так это констатировать свое плачевное положение. Будучи связанным по рукам и ногам, я бился всеми частями тела о дно кузова при каждом рывке машины.

Помимо пут о моем статусе пленника напоминали частые пинки и даже несколько ударов прикладом. Били за все — и когда я пытался повернуться с живота на спину, и когда пробовал заговорить. Вообще, меня били в этой действительности с завидным постоянством. Судя по всему, рецепт укрощения моей свободолюбивой и противоречивой натуры оказался местными разгадан.

Рад бы я, конечно, сказать вам, что вот сейчас, лежа на полу, уткнувшись в него носом, решил больше ничего и никому не говорить. Мол, закусил удила, и теперь от меня ничего не добиться. Хоть там бейте меня, хоть пытайте, не скажу про Лебеди ни слова.

Скажу. Исполним снова этот ритуал — в челюсть, или в кеды меня возьмут, и все выложу. Все, что помню, не помню, и даже лишка напридумываю, лишь бы отстали.

В чем-то они даже правы. Зачем декларировать какие-то свободы, пряники обещать, обманывать, когда можно абсолютно всего добиться, лишь пробив печень.

Приятно чувствовать себя животным? Да не особо. Причем страдания плоти так сказать, несравнимы с душевными терзаниями. Еще вчера ты молодой человек с активной жизненной позицией, пристрастиями к определенному клубу, с работой, девушкой и родителями. С машиной. С еще какими-то материальными благами. Относительно защищенный от произвола властей, мало-мальски обученный защищать себя от посягательств на собственную жизнь и здоровье. Ты член общества, каким бы оно ни было.

А сегодня ты никто. Просто тот, кто должен показать место, где близко к поверхности выходят залежи железа. Одно, другое, третье. Показать, а потом лезть в этот забой или шахту, не в курсе, как точно называется, и ковырять это самое железо, пока не сдохнешь.

Смириться? Может быть, действительно уже пора.

Грузовик, плавно притормаживая, остановился. Мысленно я поблагодарил водителя. Вдарь он по тормозам, в неудобном своем положении я бы наверняка прокатился лицом по полу. И красоты бы мне это не добавило.

Кто-то взялся за воротник моей рубашки и потянул меня вверх, поднимая. Стараясь избежать дополнительных пинков, а то и порчи моей единственной одежды, я послушно встал на ноги. Прищурился на солнце, пытаясь осмотреться, и тут же получил внушительный толчок в спину.

— Спрыгивай, ублюдок! — придали мне ускорение, направляя к откинутому заднему борту.

Честно говоря, ноги не особо слушались, и ничего удивительного, что, сделав пару ватных шагов, я свалился на четвереньки. Падая, чувствительно задел по коленям сидящих на лавках вдоль бортов бойцов. Не могу сказать, что умышленно, однако раскаиваться в этом я точно не собирался. Впрочем, и расплата меня настигла тут же — жестокая, неотвратимая, и в какой-то мере даже обидная. Кто-то из пострадавших чувствительно пнул меня прямо в зад. Из кузова я вылетел в полном смысле этого слова — как пробка из бутылки. Головой вперед. Все, что оставалось мне, так это вытянуть связанные руки навстречу земле и попытаться уйти в перекат, гася инерцию.

И мне это почти удалось. Я чувствительно брякнулся на спину, выбивая из легких весь скопленный воздух, однако сильных ушибов или, не дай бог, переломов, сумел избежать.