Последний этаж

Чествование Лисогоровой проходило в Центральном Доме Работников Искусств. Было это вечером, в пятницу, когда рабочая неделя была уже за плечами, а впереди — два благодатных выходных дня: гуляй себе широко и смело, завтра торопиться на службу нет нужды, можно лишний час и поваляться в постели.

Приглашения на праздничный вечер известной актрисы были разосланы две недели назад, с персональными адресами. Никто из тех, кто за большую творческую жизнь Лисогоровой был связан с ней узами труда или личной дружбой, не был забыт. Последний, окончательный список приглашенных на юбилей Татьяна Сергеевна корректировала сама, вставила в него еще десяток фамилий лиц, дорогих для нее. Некоторые из них теперь проживали в других городах, кое-кто был уже на пенсии и как-то незаметно, тихо забыт в столичных театральных кругах. Вспомнила она и Кораблинова, который прислал юбилярше трогательную поздравительную телеграмму, в ней он, желая актрисе здоровья и новых творческих побед, вспомнил и молодые годы, назвав их «временами, когда мы ехали на ярмарку». Телеграмма эта растрогала Татьяна Сергеевну, она даже тайком всплакнула и тут же своей рукой заполнила бланк приглашения, подписав его символом, который, как ей представлялось, должен о многом напомнить Кораблинову: «Всё та же Лиса, бегущая в гору».

Передавая пачку приглашений курьерше, которая должна развезти их по Москве на служебной машине, Бояринов особо обратил внимание на этот билет. «Лиса, бегущая в гору…», — читал он, пытаясь проникнуть в смысл символа, чтобы найти в нем какое-то значение, но тут же в душе посмеялся над собой: «Не изобретай пороха и велосипедов, Бояринов. Все гораздо проще и яснее: Лиса-горова… Готов поспорить, что это ласкательное прозвище Татьяне Сергеевне придумал Кораблинов. Помню, и в Болгарии, когда мы оставались в номере одни и, лежа в постелях, перебрасывались шутками, старик любил из разных слов и аллитераций составлять новые значения».

Официальные приглашения были посланы министру культуры, его заместителям, начальникам управлений, помощнику министра — о нем особо подсказал Бояринов, заметив при этом, что человек этот умеет ценить внимание и не забывает, когда через него перешагивают. Были приглашены на юбилей главные режиссеры и директора всех московских театров. В один только Ленинград было отправлено более двадцати персональных билетов, половина из которых адресована режиссерам и артистам «Ленфильмам», с кем многие десятки лет была творчески связана Татьяна Сергеевна. Несколько незаполненных пригласительных билетов были отправлены в завком подшефного завода, при Дворце культуры которого вот уже около двадцати лет работает народный театр, где желанным гостем бывает и Татьяна Сергеевна. Не были забыты и писатели-драматурги, в пьесах которых играла юбилярша. Кое-кому из них, как наиболее желанным гостям на этом торжестве, Татьяна Сергеевна звонила сама или просила позвонить Бояринова. И Леонид Максимович просьбу эту выполнял с легкой душой, охотно.

К некоторым разосланным персональным билетам был скрепкой приколот небольшой лощеный билетик (тоже отпечатанный в типографии), приглашающий на дружеский ужин, который должен состояться в розовом зале ресторана «Метрополь».

Как и заведено по стародавнему русскому ритуалу, гостей при входе в холл, перед лестницей, устланной широкой ковровой дорожкой, встречала Татьяна Сергеевна. На ней было длинное, до пола, черное бархатное платье с глухим воротником, на котором нитка жемчужного ожерелья резче подчеркивала строгость и благородство осанки юбиляршы. Бриллиантовые серьги и массивный бриллиантовый перстень, собирая в себе свет огромной люстры, висевшей в холле, время от времени искрились просверки ярких молний. Строгий и богатый наряд Лисогоровой был по достоинству оценен даже модницами. Гладкая прическа золотых волос завершалась тугим пучком. Как видно, в салоне над прической Татьяны Сергеевны изрядно поработал мастер-модельер.

Искусно владея гримом, юбилярша нашла время и посидеть перед зеркалом, чтобы придать лицу своему торжественную моложавость и непринужденную веселость. Уж, что-что, а за многие десятилетия работы в театре Лисогорова находила в себе силы улыбаться даже тогда, когда на душе скребли кошки, когда она была на грани подступающих к горлу рыданий.

Сегодня Татьяна Сергеевна не приходилось насиловать себя и разрывать счастливого и влюбленного в жизнь человека. Она была по-настоящему и глубоко счастлива. Более того — временами она ловила себя на том, что счастье настолько распирает ее, что лицо не справляется с вихрем восторженных, радостных чувств и временами застывает в ликующей маске поглупевшего от радости человека. В эти минуты Татьяна Сергеевна бросала летучий взгляд в зеркало и, окидывая себя с ног до головы, тут же успокаивалась: «Ничего… все пристойно, все нормально…»